Значит ли отсюда, что и их общий вывод, общая точка зрения национально-русские? Чтобы ответить на этот вопрос, взглянем кругом, призовем и допросим великих русских мыслителей, умевших прикоснуться к правде русской жизни. Не ту ли же, совершенно ясную, совершенно определенную основную ноту найдем и у них? Не волной ли пролилось по всей русской литературе торжество нравственного начала над материальным, духа над формою, правды высшей над правдою условною? Здесь все наши великие мыслители, поэты, художники подают друг другу руку. «Смирись, гордый человек» Достоевского, Лиза в «Дворянском Гнезде» Тургенева, Платон Каратаев у Толстого, Влас у Некрасова, ряд бессмертных образов у Пушкина и Гоголя чудной стеной стоят окрест нас, складывая камень за камнем ту русскую культуру, которую уже опознал и которой поклонился Запад.
И вот, мы видим, что в этой культуре, в этом умственном богатстве чистые, самодовлеющие учения политической экономии отсутствуют. Огромная русская экономическая литература вся сплошь переводная или грубо компилятивная и комментаторская. Только два писателя, коснувшиеся своим анализом этой области, спускавшиеся туда искать Истину, заявили согласно: один — что это область не самостоятельна, а подчинена и самостоятельных законов иметь не может; под его аналитическим ножом разложились ходячие понятия и произвольно условные термины и дело свелось к первичным элементам жизни, складывающимся совсем по иной схеме. Другой объявил всю западную экономическую науку —
И мы должны признать, что эти оба мыслителя, не будучи ни в малейшем противоречии между собой, не только не противоречат всему великому ходу русской национальной мысли, но органически в него вливаются, несут и со своей стороны новые устои, подводят дальше фундамент под величавое здание русской культуры.
Не с тем, мм. гг., занял я сегодня эту кафедру, чтобы вступать в какую бы то ни было полемику с вашим «великим учителем» или его последователями из обоих спорящих лагерей. Я хотел лишь напомнить вам, что, сплотившись под знаменем крупного европейского мыслителя и ученого, совершенно противоположного по складу ума, симпатиям, идеалам и научным методам русскому человеку, русской науке и русской культуре, вы, по крайней мере, не должны
Привнесение какой бы то ни было лжи или условности, допущение себя до унижения в форме господства над совестью той или иной страсти, даже той или иной симпатии — слишком опасно для науки. Но менее опасно, чем разменяться на мелочи, уйти в схоластику. А с политической экономией это уже успело случиться. <…>
Выписка, приведенная мною в начале этой беседы из статьи г. Петра Струве, как нельзя более подтверждает справедливость этого протеста науки против пустопорожней диалектики марксизма. Да, экономическая наука пришла к банкротству, стала схоластикой, и молодой, свежий ум, в нее углубляющийся и жадно стремящийся ее усвоить и на ней построить свое мировоззрение, рискует не найти в ней ничего, кроме игры в слова и понятия, и выйти искалеченным.
Западная экономия пришла к абсурду, не создав ничего, ибо была на ложной дороге. Я полагаю, уже из простого сличения этого самими ее корифеями признанного положения с теми воззрениями Соловьева и Гилярова, которыми я так долго занимал вас, оправдывается это положение. Я отнюдь не прошу вас принимать его на веру. Это бы было оскорбительно прежде всего для памяти почившего Гилярова и чести здравствующего Соловьева. Но я имею право просить вас: не будьте односторонни, читайте не одних своих проповедников и авторитетов, имейте дело не с теми только вашими противниками, которые вместе с вами кружатся около одного и того же Маркса, но загляните и дальше! Проверьте и сличите положения русской национальной мысли и прежде всего проверьте и усвойте или отвергните то положение, что