Россия будущего

«Принцип человеческого достоинства или безусловное значение каждого лица, в силу которого общество определяется как внутренне свободное согласие всех, — вот единственная нравственная основа общества[137]. Многих нравственных основ, в собственном смысле этого слова, быть не может, как не может быть многих верховных благ или многих нравственностей. Легко доказать, что религия (в своей данной исторической конкретности), что семья, собственность не имеют сами по себе значения нравственных основ в собственном смысле»[138].

Объяснив, что и религия, и семья должны сами получить нравственную основу, т. е. оправдать себя, автор так говорит о принципе собственности, который, если припомним указание Гилярова, составляет начальный момент в развитии отношений собственно экономических:

«Что касается до собственности, — говорит Вл. С. Соловьев, — то признать ее нравственною основой общества, следовательно, чем-то священным и неприкосновенным есть не только логическая, но для меня, например (как полагаю и для других моих сверстников), даже и психологическая невозможность: первое пробуждение сознательной жизни и мысли произошло в нас под гром разрушения собственности в двух ее коренных исторических формах — рабства и крепостного права; это разрушение и в Америке, и в России требовалось и совершалось во имя общественной нравственности. Мнимая неприкосновенность была блистательно опровергнута фактом столь удачного и совестью всех одобренного прикосновения. Очевидно, собственность есть нечто, нуждающееся в оправдании, требующее нравственной основы и опоры для себя, а никак не заключающее ее в себе»[139].

Отсюда ясно и отношение автора к явлениям экономического порядка:

«Признавать в человеке только деятеля экономического — производителя, собственника и потребителя вещественных благ — есть точка зрения ложная и безнравственная. Упомянутые функции не имеют сами по себе значения для человека и нисколько не выражают его существа и достоинства. Производительный труд, обладание и пользование его результатами представляют одну из сторон в жизни человека или одну из сфер его деятельности, но истинно человеческий интерес вызывается здесь только тем, как и для чего человек действует в этой определенной сфере. Как свободная игра химических процессов может происходить только в трупе, а в живом теле эти процессы связаны и определены целями органическими, так точно свободная игра экономических факторов и законов возможна только в обществе мертвом и разлагающемся, а в живом и имеющем будущность хозяйственные элементы связаны и определены целями нравственными, и провозглашать здесь laissez faire, laissez passer — значит говорить обществу: „умри и разлагайся“»[140].

Суд, произносимый Вл. С. Соловьевым над ходячими воззрениями экономистов, гораздо строже, чем у Гилярова, но противоречия между ними нет никакого. Это еще более обнаруживается из следующего места.

«Хотя необходимость трудиться для добывания средств к жизни есть действительно нечто роковое, от человеческой воли независящее, но это есть только толчок, понуждающий человека к деятельности, дальнейший ход которой определяется уже причинами психологического и этического, а вовсе не экономического свойства. — При некотором осложнении общественного строя не только результаты труда и способ пользования ими — не только „распределение“ и „потребление“, — но и самый труд вызывается, кроме житейской нужды, еще другими побуждениями, не имеющими в себе ничего физически принудительного или рокового, например, чтобы назвать самые распространенные, — страстью к приобретению и жаждою наслаждений. Так как не только нет экономического закона, которым бы определялась степень корыстолюбия и сластолюбия для всех людей, но нет и такого закона, в силу которого эти страсти были бы вообще неизбежно присущи человеку как роковые мотивы его поступков, то, значит, поскольку экономические деятельности и отношения определяются этими душевными расположениями, они имеют свое основание не в экономической области и никаким экономическим законам не подчиняются с необходимостью. Более того, обстоятельство, что человек является экономическим деятелем в силу нравственных качеств или пороков, делает вообще невозможными какие бы то ни было экономические „законы“ в строгом научном смысле этого слова.

Возьмем самый элементарный и наименее спорный из этих так называемых законов, именно тот, согласно которому цена товаров определяется отношением между спросом и предложением. Это значит: чем товар больше требуется и чем его при этом меньше налицо, тем он дороже стоит — и наоборот. Без всякого сомнения так обыкновенно бывает, но если обычный ход явлений составляет уже научный закон, то не видно, почему такое же значение не принадлежит и следующим достоверным результатам наблюдения: „не обманешь — не продашь“, „от трудов праведных не наживешь палат каменных“ и т. п.?