— Для марксизма у нас, я думаю, нет места. При изучении политической экономии, Маркса, конечно, отмечают и разбирают. Но ведь наука давно его переросла и разоблачила. А как руководитель общественного движения, как провозвестник идеалов, кого же он у нас увлечет? Наша молодежь глубоко национальна и трезва. Университетская наука стремится осветить народную жизнь и не гоняется за фантомами, а потому университет является неразрывно связанным с жизнью, за нее думает. А затем в самой жизни нет тех вопросов, которые позволили бы увлечься Марксом. Земледелие и промышленность идут рука об руку. Между сословиями нет ни розни, ни зависти. Правительственная деятельность выражается в положительном творчестве, особенно в области экономической и просвещения. Нет, у нас марксизму места нет, и о марксистах в Финляндии мы даже не слыхали.
Так закончил профессор Даниэльсон.
Марксизм — наше русское явление. В нашей русской почве есть что-то, ему благоприятствующее, его вызывающее. Но ведь мы хорошо знаем, что «Капитал» Маркса написан давно, а марксизм, как общественное движение, вырос недавно. У него были предшественники, которые на наших глазах отцвели и были развенчаны. Сначала хождение в народ, согласен, с целями самыми идеальными, но, увы, народом не одобренными и не понятыми. Потом явилось движение «на землю», в мужики, движение, центром которого был покойный А. Н. Энгельгардт. Затем пошло «опрощение» по рецепту графа Льва Толстого и наконец закончилось марксизмом. Это было внешнее проявление умственной жизни и умственных течений нашей молодежи. Но внутри слагались, вырастали и видоизменялись два направления: сначала чисто западническое, либеральное и космополитического оттенка, и рядом с ним более передовое народническое, искавшее своих устоев в особенностях быта и психического склада русского народа, хотя целую область духа исключавшее, называя ее метафизикой. Это течение долгое время видимо одолевало, затем как-то начало переживать само себя; наступила новая группировка: народники подались назад, вперед вышли марксисты, создавшие целую литературу и выдвинувшие своих корифеев — гг. Струве и Тугана-Барановского.
Как общественные течения, я согласен, могут быть у нас обозначены только эти два. Здесь вся масса русской молодежи, то, что мы называем интеллигенциею. Вне этих групп —
Между этими двумя течениями, из которых одно, старшее, как уже сказано, ослабевает, ведется неустанный спор, который со столбцов газет и журналов перешел наконец на кафедру, в устную беседу.
Представителем народничества выступил в этом собрании недавно сын покойного профессора и вождя движения «на землю» Николай Александрович Энгельгардт. Три заседания подряд занимался он марксизмом со своей, народнической точки зрения, уличая представителей этого направления в непоследовательности, в курьезных и даже безнравственных по отношению к русскому народу выводах и стараясь доказать правоту и последовательность своего лагеря.
В чем же была сущность длинных речей Н. А. Энгельгардта? Увы! Отнюдь не в критике самого Маркса, отнюдь не в указании научной несостоятельности этого учения, а в обвинении своих противников в неверном истолковании основных и подлинных идей своего «великого» учителя — г. Энгельгардт так-таки прямо и называл Карла Маркса великим и гениальным. Марксисты в лице своих корифеев-писателей извратили и исказили это
Мне как одному из представителей славянофильской школы, отлично сознающему, что по обстоятельствам места и времени наши воззрения не могут не только увлечь интеллигентную молодежь, но даже ее заинтересовать, разумеется не пришло бы и в голову вмешиваться в этот, так сказать, домашний спор, если бы одна черточка, случайно подмеченная, не подсказала мне, что явиться на эту кафедру уже можно, а пожалуй и необходимо.
До сих пор спор велся примерно следующим образом. Позволю себе привести коротенькую цитату из самой последней статьи вождя марксистов, г. Струве: