Россия и Англия в Средней Азии

И так, реисы «изъяты из обращения», а мусульманские школы предоставлены сами себе. Дело тотчас и выяснилось: школы стали пустеть. Народ, значит, сознавал неудовлетворительность их. В то-же время в массу проникло сознание о преимуществах русского образования, о необходимости для своих детей, как русских граждан, такой подготовки, которая бы давала им возможность идти в уровень с новыми требованиями и быть полезными как себе, так и обществу. Одиночные примеры поступления детей туземцев в русские школы, не смотря на совершенное незнание русского языка, доказываюсь это как нельзя лучше. Нет сомнения, что запустение мусульманских школ будет все усиливаться, а в таком случае мы должны позаботиться заменить их чем-нибудь лучшим, мы должны, на развалинах рухнувшей кафедры, создать свою, новую, способную провести в отупелый и закоснелый мусульманский мир живую науку, живые знания. На это нас вызывают даже сами туземцы. В начале 1871 года несколько почетных жителей города Ташкента и Кураминского уезда подали генерал-губернатору адрес о переформировании одного из ташкентских медресе (высшее училище) на русский образец, со введением в число преподаваемых предметов и русского языка. При этом купец Сеид-Азим пожертвовал, на случай необходимых перестроек и ремонта, 2,500 р. сер. Генерал-губернатор встретил это заявление весьма сочувственно и учредил коммиссию из всех наличных переводчиков, под председательством автора настоящих строк.

На коммиссию возложено было: 1) выработать правила транскрипции туземных наречий русскими буквами, 2) составить руководства для обучения в среднеазиятских школах русскому языку и 3) составить транскрибированную христоматию для народного чтения.

Честь такого лестного поручения была для меня тем дороже, что я давно уже занимался составлением учебников по восточным языкам и теперь мог применить к делу свои небольшие знания. К сожалению, переводчики, назначенные в нашу коммиссию были очень заняты по своим непосредственным служебным обязанностям и потому не могли уделять много времени для предстоявшей нам работы. Видя безуспешность наших заседаний, я, наконец, перестал собирать коммиссию и занялся делом один.

Вопрос о транскрипции был уже разработан мною еще в 1866 году, когда я составлял параллельные словари и разговоры для изданного мною в 1867 году «Толмача» ^{98}. Как тогда, так и теперь я нахожу, что русский алфавит способен изобразить почти все звуки тюркских наречий и что если мягкое х и мягкое у лучше передаются: первое французским h, а второе французским u, — то это еще не достаточный резон, чтобы вводить эти буквы в наш алфавит. Да и вообще всякое введение новых букв, заимствованных из чужих языков, только пестрит алфавит, несколько не объясняя дела, в особенности для людей, незнакомых с этими языками. Звука нарисовать нельзя и потому никакой значек не откроет секрета произношения, пока читающий не услышит его от знающего. Даже и русские буквы, но с разными прибавками, кавычками и т. п. затрудняют чтение, почти до невозможности одолеть читаемое.

Что касается до руководства к обучению русской грамоте, то, познакомившись с лучшими методами, я остановился на руководстве г. Столпянского, к одновременному обучению письму и чтению.

Применяясь к условиям, в которых будут стоять будущие учителя и их ученики, я перевел на узбекское наречия все те фразы, которые, так сказать, обязательны для учителя и без которых дело вести нельзя. Так составилось «Руководство для учителей.» Затем я составил и «Русскую азбуку для школ в средней Азии». Оба эти учебника напечатаны в начале 1875 года на счет туркестанского генерал-губернаторства. Христоматии также печатаются.

Таким образом ничто не мешает уже сделать первый шаг.

Пока предположено открыть в Ташкента школу для подготовления учителей или учительскую семинарию, затем будут учреждены уездные школы для детей туземцев. Можно надеяться, что дело пойдет, если и будущие генерал-губернаторы отнесутся к нему с тою же искренностью и с тем же доброжелательством, с какими относится генерал фон-Кауфман.

Пройдет, каких-нибудь, сотня лет и русский язык сделается для туземцев таким же обычным, каковы узбекский и таджикский. Тогда пусть являются и миссионеры. Являться же на проповедь без совершенного и всестороннего знания туземных наречий — значит рисковать, что вместо пшеницы посеешь плевелы и вместо истинной религии насадишь ересь.

Если ужь вопрос о том, как писать имя Спасителя — мог розбудить раскол, то что же будет с проповедником, который, чуть не за каждым словом будет заглядывать в словарь или обращаться к толмачу?

Правда, и теперь возможны миссионеры, вполне отвечающие условиям, но это только из туземцев, а значит, и слово теперь должно быть растянуто на весьма продолжительный срок времени.