Россия и ее империя. 1450–1801

И наконец – несколько слов о «деспотизме». Этот термин, предложенный Аристотелем и применявшийся европейскими путешественниками к России с XVI века, стал расхожим и зазвучал с новой силой во времена холодной войны. Но власть московского царя вряд ли можно назвать неограниченной. Даже если великие князья и цари считали всю страну своим уделом, на практике власть государства ограничивалась имперским воображаемым. Позиционируя себя в качестве православных правителей, московские цари были обязаны проявлять набожность, покровительствовать церкви, защищать свое царство, отправлять правосудие и – возможно, самое важное – оберегать свой народ от угроз. Именно это ожидание, в отсутствие конституционных гарантий или права на сопротивление, служило оправданием для народных низов, поднимавших мятеж против правителя, который не выполнял своих обязанностей. Лишь в редких случаях московские правители вели себя единовластно и деспотично, и поэтому зверства Ивана Грозного вызвали такое потрясение. Правители могли сколько угодно использовать принуждение, задействуя людские и материальные ресурсы империи, и более того, употреблять эти ресурсы в интересах немногочисленной элиты; достаточно было того, что они удовлетворяли ожиданиям не только в символическом пространстве (ритуалы), но и в реальном, обеспечивая справедливость и порядок. Это равновесие между теоретическими претензиями на безграничную власть и ее ограничениями на практике было характерно и для соседей России в раннее Новое время (стран, где европейские наблюдатели также обнаруживали «деспотизм»). Как отмечает Тимоти Брук, в минском Китае власть императора была ограничена, поскольку до того на протяжении нескольких столетий в стране складывалась система письменного права и создавался бюрократический аппарат. Дж. Кадафар перечисляет множество ожиданий, которые ограничивали власть османских правителей в первые века после воцарения династии – султан обязан быть набожным, справедливым, милостивым. Концепции легитимности отводили правителям определенные роли и устанавливали для них границы; для приобретения и сохранения легитимности следовало не выходить за эти пределы. Однако легитимность не означала нерешительности. Имперское воображаемое Московского государства ни в коем случае не удерживало царей от применения силы для достижения своих целей, связанных с завоеваниями, контролем, мобилизацией ресурсов. Московские правители захватывали территории, прикрепляли одних подданных к земле и перемещали других в массовом порядке, создавали общеимперские институты. И здесь мы переходим от власти абстрактного воображаемого к власти кнута, войска и бюрократии.

* * *

Сравнительные работы: Brook T. The Troubled Empire: China in the Yuan and Ming Dynasties. Cambridge, Mass., London: Harvard University Press, 2010; Kafadar C. Between Two Worlds: The Construction of the Ottoman State. Berkeley: University of California Press, 1995. О наследовании престола и политической символике в Османской империи: Peirce L. The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire. New York: Oxford University Press, 1993; Necipoğlu G. Architecture, Ceremonial, and Power: The Topkapi Palace in the Fifteenth and Sixteenth Centuries. New York: Architectural History Foundation, 1991.

Теоретические труды принадлежат перу Джейн Бербанк, Фреда Купера и Кэрин Барки (см. «Введение»). О деспотизме как расхожем выражении применительно к России: Poe M. «A People Born to Slavery»: Russia in Early Modern European Ethnography, 1476–1748. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2000.

О династической преемственности в историографии и искусстве Англии XVII века, при Тюдорах: Levy F. Tudor Historical Thought. San Marino, Calif.: Huntington Library, 1967; Sharpe K. Selling the Tudor Monarchy: Authority and Image in Sixteenth-Century England. New Haven: Yale University Press, 2009; Woolf D. From Hystories to the Historical: Five Transitions in Thinking about the Past, 1500–1700 // The Uses of History in Early Modern England / Ed. by P. Kewes. San Marino, Calif.: Huntington Library, 2006. Р. 31–67; The Idea of History in Early Stuart England. Toronto, Buffalo, London: University of Toronto Press, 1990.

О династической преемственности и портретах правителей в Турции при османских султанах: Atil E. Süleymanname: The Illustrated History of Süleyman the Magnificent. New York: Harry N. Abrams, Inc., Publishers, 1986; Writing History at the Ottoman Court: Editing the Past, Fashioning the Future / Ed. by H. Erdem Cipa, E. Fetvaci. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 2013. Р. 100–128; Fetvaci E. Picturing History at the Ottoman Court. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 2013; Tezcan B. Ottoman Historical Writing // The Oxford History of Historical Writing / Ed. by A. Feldherr, G. Hardy. 5 vols. Oxford: Oxford University Press, 2011–2012. Vol. 3 (2012). Р. 192–211; The Sultan’s Portrait: Picturing the House of Osman / Ed. by S. Kangal. Istanbul: ǏIşbank, 2000. Р. 22–61.