К концу XVII века вследствие расширения империи возникли новые категории налогоплательщиков, и каждая подчинялась центру на особых условиях. Крестьяне восточнославянского происхождения, включая крепостных, которые некогда являлись литовскими подданными, были приравнены к русским крестьянам в том, что касалось налогов и повинностей. Иначе обстояло дело с неславянским населением, особенно плательщиками ясака, проживавшими на территориях, где ранее правили чингизиды. Этнический состав «ясачных людей» отражал разнообразие обширной империи: башкиры-кочевники на Урале, якуты в Сибири, оленеводы и охотники на моржей в Приполярье, татары и чуваши в Среднем Поволжье. Среди них обычно сохранялся племенной строй, иногда, как у бурят и якутов, существовали объединения племен. Ясак выплачивался, в зависимости от обстоятельств, натурой или деньгами, в Сибири – мехами, пока их запасы не истощились. Ясачных крестьян не брали в полки «нового строя», но некоторым приходилось выполнять трудовые повинности для близлежащих гарнизонов и других военных нужд.
Прямых налогов в XVII веке не платили жители полуавтономных областей – донские казаки, население Гетманщины и Слобожанщины, калмыки. Со всеми этими группами власти обращались по-разному: донские казаки и калмыки получали хлебные выдачи и подарки, жители Слобожанщины платили в казну таможенные пошлины и непрямые налоги, Гетманщина была обязана содержать русские войска и, кроме того, ее население платило некоторые налоги. Как уже указывалось в главах 3–5, все эти области пользовались самоуправлением, жили по своим законам, имели свою судебную систему, собирали и вводили свои налоги, не будучи интегрированы в судебную и финансовую системы империи.
Одним из сплачивающих факторов, которые действовали в империи, был внос прямых налогов, еще одним – система уголовного судопроизводства. Как отмечалось в главе 7, все подданные царя теоретически могли обратиться к нему напрямую, послав челобитную. Все (кроме наиболее опасных преступников), как считалось, обладали честью и могли защищать ее в суде; точно так же представители любой социальной группы, независимо от социального статуса, пола, религии или этнической принадлежности, могли возбуждать дела, давать показания, становиться поручителями, участвовать в работе судебной системы иным образом – и делали это. Даже холопы, обремененные долгами невольники, обращались в суды, хотя и не платили налогов.
Чтобы выполнять теоретически закрепленную за ним обязанность – защищать свой народ от зла – и решать практические задачи, то есть поддерживать закон и порядок, царь содержал особые суды для наиболее тяжких преступлений (повторно совершенных деяний, измен, ереси и других), а также суды для рассмотрения споров о земле и других продуктивных ресурсах. Наподобие кадийских судов в Османской империи, они обслуживали всех подданных правителя, которые могли обращаться в них индивидуально и коллективно. В многонациональной империи такие органы правосудия – воеводские суды в провинции, приказы в центре – разрешали межэтнические или межконфессиональные конфликты, укрепляя принадлежавшую царю монополию на насилие, чтобы не допустить кровной мести и частного насилия. Представители неславянских народов обращались в царские суды наравне с восточными славянами. Дошедшие до нашего времени многочисленные судебные дела из Среднего Поволжья, относящиеся к XVII веку, демонстрируют, что татары, мордвины, другие коренные жители постоянно судились с русскими и не только русскими. Так, в 1674 году русского казака из Кадомского гарнизона обвинили в убийстве татарки; в 1670 году несколько торговцев-черкасов судились с русскими крестьянами, которые, по их словам, напали на них и ограбили. Порой иски подавали русские совместно с представителями других народов: в 1680 году один русский крестьян указал в качестве свидетелей по выдвинутому им иску своих соседей, татарина и мордвина. Когда судьи назначали общественные дознания для установления фактов и выяснения репутации обвиняемых, русские опрашивались наравне с нерусскими, причем первые клялись на кресте, а вторые – «по их вере».