Стандартный образ русского купечества как изжившего себя, отсталого класса следует отбросить. Слабость его заключалась не в личных качествах купцов, а в отсутствии нужной инфраструктуры – законодательства, регулирующего контракты, собственность и банкротство, страхование, банковское дело и кредит, системы связи. При этом купцы могли отстаивать в словесном суде свои права, связанные с векселями, контрактами, в меньшей степени – с банкротствами, что позволяло вести крупномасштабную торговлю. Часто на этом пути их ждал успех. В сказках и пословицах того времени купцы изображаются честными и трудолюбивыми, возможно, пронырливыми, но не мошенниками. Купец – один из главных персонажей народных сказок XVIII века. Возьмем одну из них, типичную, с сюжетом, распространенным в мировой литературе: верная жена купца Карпа Сутулова отвергает бесчестных ухажеров, пока ее муж находится в отлучке по торговым делам, совершая выгодные сделки. В русских пословицах превозносится умение торговать: «Был бы ум, будет и рубль; не будет ума, не будет и рубля». Купеческая культура отличалась от дворянской; купцы получали не теоретическое, а практическое образование, занимаясь своим делом, и одевались скромно. При заказе портретов они отдавали предпочтение «плоскому стилю» (Дэвид Рэнсел) – почти двухмерным изображениям, представая в одежде черного цвета, с бородой и простой стрижкой (по контрасту с пудреными париками и шелковыми одеяниями с орденами на портретах дворян, выполненных в академическом стиле). Купцы были умны и успешны, предприимчивы и энергичны – и незаменимы для поддержания сложных, бурно развивавшихся торговых сетей, которые существовали в России XVIII века.
Поскольку европейцам было официально запрещено вести розничную торговлю в России, а держать оптовые предприятия они могли лишь в немногих крупных городах, им требовались местные контрагенты. Те, кто достиг преуспеяния, гордились своим родным городом, поддерживали существовавшие там культурные учреждения, участвовали в общественной жизни. По словам Элис Виртшафтер, купцы тесно сотрудничали с государством, отстаивая свои интересы и участвуя в проведении реформ. В конце XVIII века деловые люди, проживавшие в губернских и уездных городах, вместе с дворянами создавали театры, устраивали салоны, давали балы. В московском Купеческом клубе (позднее – Московское купеческое собрание) шло оживленное социальное и политическое взаимодействие. Как считает Роберт Джонс, русских купцов вполне можно поставить рядом с польскими, прусскими или австрийскими; купеческие династии в России и в Европе существовали примерно одинаковое время, и перед их представителями стояли одни и те же проблемы. Дэвид Рэнсел рисует портрет типичного купца, Ивана Алексеевича Толчёнова, чья жизнь во многих отношениях была иной, чем у Василия Шорина и Гаврила Никитина (см. главу 11).
Толчёнов родился (1754) в семье зажиточных купцов-хлеботорговцев в Дмитрове (80 километров к северу от Москвы). Его отец Алексей Ильич, зачисленный в первую гильдию, пользовался уважением на родине, работал в Уложенной комиссии 1767 года и какое-то время был городским головой Дмитрова. Иван пошел по его стопам. Когда ему было 11 лет или около того, он стал отправляться в поездки вместе с отцом, а с 14 лет (1768 год) помогал ему в торговле. Под бдительным присмотром отцовских людей он ездил зимой по Среднему Поволжью, закупая зерно, а летом сопровождал караваны барж, посылаемых в Петербург. Он наблюдал за торговлей на рынке, возил зерно на мельницы, принадлежавшие Алексею Ильичу, доставлял на рынок пшеницу; в голодные времена отец отправлял его искать самое дешевое зерно в обычных районах поставок. Иван прожил трудную, полную превратностей жизнь и отмечал в своем дневнике, что в молодые годы, на заре своей деятельности, провел более половины времени вне дома, в обстановке, сопряженной с лишениями и даже опасностями (ему не раз приходилось прыгать в мелкие реки и каналы, стаскивая баржи с мели). До 1780-х годов он успешно вел хлебную торговлю, достиг высокого положения – купец первой гильдии, член магистрата, городской голова, как и его отец.