Россия и Европа. Том 2

Именно по этой причине, в частности, неизбежно должны были, по его мнению, провалиться попытки Александра I в начале XIX века ограничить самодержавие и отменить крестьянское рабство. Более того, Миронов идет дальше Сумарокова, считая эти попытки «анти­национальными» и указывая на них как на пример того, что «если политика верховной власти принимает антинациональный, по мне­нию общественности, характер, то она вынуждает верховную власть отказаться от такой политики».¹³

Право, будь это написано столетия полтора назад, какой-нибудь убежденный экономический материалист непременно счел бы, что автор отражает взгляды именно темного помещичьего большин­ства. Тем более, что, как простодушно признаётся сам Миронов, от­мены крепостного права «жаждали крестьяне, но не желало боль­шинство помещиков».¹⁴ Словно могло быть наоборот! Но Бог с ней, с его удивительной логикой. Ведь согласно ей, «антинациональ­ным» было и поведение большинства ВЭО. И самой даже Екатери­ны, подбросившей обществу тему о крестьянской свободе.

Короче говоря, похоже, что Б.Н. Миронов всерьез взялся «восста­навливать баланс» не только в отношении царствования Николая, но и всей послепетровской истории России. И лицо этой истории тот­час претерпевает под его пером ряд волшебных изменений. Напри­мер, историки до сих пор единодушно рассматривали Николая Ивано­вича Тургенева, автора Опыта теории налогов и основоположника российской финансовой науки как безупречного патриота. Именно не­нависть к крепостному праву и привела его в ряды декабристов. Пуш­кин даже написал в десятой главе Онегина знаменитые строки о том, как Тургенев «одну Россию в мире видя... и плети рабства ненавидя, предвидел в сей толпе дворян освободителей крестьян». Точно так же всегда думали историки и о блестящем молодом экономисте Андрее Кайсарове, защитившем в 1807 году в Гетингенском университете док­торскую диссертацию «О необходимости освобождения крестьян».

Б.Н. Миронов. Цит. СОЧ., Т.2, с. 298.

Там же, с. 216.

Там же с. 298.

И вдруг предлагается нам не считать «общественностью» ни Тур­генева, заплатившего за свою любовь к родине вечным изгнанием, ни Кайсарова, безвременно погибшего в Отечественной войне. Они, оказывается, были «антинациональными», а какая-нибудь гоголев­ская Коробочка патриоткой. И как же следует нам после этого отно­ситься к филиппике Александра Ивановича Тургенева, писавшего в 1803-м: «Россия большей частию состоит не из подданных, но из рабов... Русский мужик с молоком матерным всасывает в себя чув­ство своего рабства, что всё, что заработает, всё, что ни приобретет кровию и потом своим, — всё не только может, но и имеет право от­нять у него барин... и так ему остаётся или скрывать приобретенное или жить в постоянном страхе. Чтобы избежать того и другого, он из­бирает кратчайшее средство и несет нажитое в царев дом, как гово­рят наши простолюдины... И вот одна из главнейших опор, на кото­рых вознесен в России Бахус».¹⁵

Так кто же, спрашивается, представлял в те годы российскую об­щественность, братья Тургеневы или крепостники, отнимавшие у своих рабов смысл существования, вынуждая их пропивать «всё, что заработали»? Права ли здесь Е.Л. Рудницкая, скрупулезный ис­следователь той эпохи, что именно тогда «отмена крепостного пра­ва становится приоритетной в русском либерализме»?¹⁶ Или прав Миронов, настаивающий, что «крепостничество являлось органич­ной и необходимой составляющей российской действительнос­ти»?¹⁷ Дабы читатель не обошел вниманием эту его основополагаю­щую сентенцию, автор выделяет её жирным шрифтом.

Глава третья Метаморфоза Карамзина

Сперанский и император Александр

Но о взглядах «восстановителей баланса» нам еще предстоит говорить подробно. Сейчас констатируем лишь, что во всяком случае один из них, похоже, действительно считает патри-

Российские либералы, М., 2001, с. 23.

Там же, с. 12.

Б.Н. Миронов. Цит. соч., т.1, с. 413.

Глава третья Метаморфоза Карамзина Сперанский 137

и император Александр

отами только рабовладельцев. Надеюсь, читатель простит меня, ес­ли я честно признаюсь, что такой взгляд на вещи кажется мне из­вращенным. И потому в споре между Сумароковым и большинством ВЭО, как и в споре между гоголевскими персонажами и братьями Тургеневыми, я на стороне последних. Их взгляды и представлял в первом десятилетии XIX века Сперанский (даром что по происхож­дению был всего лишь бедным поповичем). Во всяком случае вся его деятельность в ту пору даёт нам основание думать, что грозная пропасть между «Россией с академиями» и той, где народ «считал чтение грамоты между смертными грехами», ужасала его ничуть не меньше, чем братьев Тургеневых.