Победившая в России революция привела к изоляции советского государства, ставшего ее преемником. Хотя это государство вызывало симпатию у части европейской общественности, руководители других государств питали к нему враждебность, народы иногда тоже. Это продемонстрировала война 1920 года в Польше. После того как надежда на революцию угасла, ленинской России пришлось вернуться к традиционным межгосударственным отношениям, чтобы обрести в мирных условиях свое место в Европе. Но добиться мирного сосуществования было тяжело, поскольку все европейские лидеры опасались распространения революционной заразы и подрывной деятельности коммунистических организаций. Если Англия, прагматичная, как всегда, согласилась в 1921 году вести с Россией торговые переговоры, то Франция вела себя осторожней. Ее недоверие подпитывалось давними претензиями к этой стране. Россия «предала» ее, заключив сепаратный мир. Она предала ее также, отказавшись признать свои прежние финансовые обязательства. Миллионы французских держателей российских займов разорились, и этот вопрос десятилетиями отравлял российско-французские отношения. Только после распада СССР – спустя три четверти века – удалось найти компромиссное решение. Половинчатое, поскольку за эти десятилетия большинство держателей умерло или уничтожило бумаги, сочтя их бесполезными. Наследников у них осталось совсем немного, но французская общественность могла утешиться мыслью, что вопрос займов наконец урегулирован. Между тем Франция, где нашли убежище после революции члены русской правящей династии, избежавшие казни, и большое количество политэмигрантов, подвергалась нападкам со стороны Москвы, которая крайне неодобрительно относилась к теплому приему, оказанному эмигрантам – врагам революции. Недовольство Москвы нельзя назвать безосновательным, поскольку эмигранты стремились разжечь во Франции чувство недоверия и даже страха перед «мужиком с ножом в руках». Французское руководство беспокоило также подписание в апреле 1922 года Рапалльского договора между Германией и Советской Россией, примиряющего, казалось бы, непримиримых врагов. Но разве их не объединяло положение жертв Версальского договора, в подготовке которого они не участвовали и который исключал их из нового послевоенного мира? Наконец, во Франции опасались, что Французская коммунистическая партия, возникшая в 1920 году в результате раскола социалистов, подпадет под влияние Москвы и станет проводником идей мировой революции. Франция признала СССР лишь в октябре 1924 года, после других европейских стран, и это признание сопровождалось различными мерами предосторожности и несло на себе печать недоверия, которое оправдали последовавшие затем кризисы. В 1927 году французское правительство выслало полпреда Раковского из Парижа, подозревая его в «подрывных действиях». Все европейские страны осознавали тогда двойственность Советского Союза – государства, которое обязывалось путем заключения соглашений соблюдать нормы международной жизни, и в то же время революционного государства, чье призвание – расшатывать существующие устои во имя революции. Несмотря на все эти оговорки, СССР и Франция с годами сблизились. Если Англия, как и в прошлом, уделяла особое внимание советской внешней торговле, то Франция постепенно становилась политическим партнером СССР. Именно Франция поддержала вступление Советского Союза в Лигу Наций в 1934 году, когда из организации вышла Германия. Как тут не вспомнить о том, что в 2019 году опять-таки Франция проделала гигантскую работу, содействуя возвращению России в Совет Европы? Франция, таким образом, дважды способствовала обоснованию легитимности вхождения СССР, а затем России в круг так называемых «респектабельных» государств. Франко-советский пакт, заключенный в мае 1935 года Пьером Лавалем, вписывался в эту линию, хотя и представлял собой лишь усеченную версию более масштабного проекта, разработанного Луи Барту, – проекта Восточного пакта о взаимопомощи («Восточного Локарно»), движущей силой которого предполагался франко-советский союз. После убийства Барту проект положили под сукно, но Лаваль при поддержке Литвинова, стоявшего тогда у руля внешней политики СССР, позаимствовал из него ряд элементов. Франция, таким образом, сотрудничала с бывшей Российской империей с целью создания системы коллективной безопасности. Но в то же время СССР не оставил мысли о подрывной деятельности или, точнее, об орудиях этой подрывной деятельности.