Россия и Япония: стравить!

Рухнуло (и не только от толчков землетрясения 1923 года) оказавшееся непрочным благополучие японской экономики, которую не очень-то выручил и временный подъем в 1925 году...

Но жизнь шла...

В 1921 году в Японии был значительно понижен имущественный ценз для избирателей, а в 1925 году избирательное право стало формально всеобщим (правда, лишь для мужчин, да и то не для всех).

В том же 1925 году был принят и закон об «охране общественного порядка», который сразу же получил и второе, неофициальное название — закон «об опасных мыслях»... Опасными признавались все сомнения в благодетельности частной собственности. За «создание или участие в обществе, ставящем своей целью изменение конституции или образа правления или отвергающем систему частной собственности», закон предусматривал десятилетнее заключение.

Но жизнь шла...

И в этой жизни Япония не могла не помнить о том, что она соседствует с Россией как по морю, так и по суше — по 50-й параллели на острове с двойным названием Карафуто-Сахалин.

Не могла забывать об этом и Советская Россия.

Наши торговые отношения особой живостью не отличались еще до Первой мировой войны. В 1913 году общий объем русско-японской торговли составил 10,5 миллиона иен при активном балансе для Японии в 7 — 8 миллионов.

В войну мы закупали у Японии и военные товары (как мы помним, славный наш оружейник генерал Федоров ездил тогда в Японию за винтовками «арисака»), и продовольствие. Закупали на вполне приличные суммы — в 1916 году на 151 миллион иен.

Чуть позже Япония неплохо попользовалась нашими богатствами во время интервенции — от 45 до 171 миллиона иен в год составляла тогда ее русская «добыча».

Но жизнь шла...

В январе 1923 года мэр Токио — виконт Гото — предложил начать переговоры между Японией и Россией для выяснения существующих между ними «недоразумений» (позднее Гото стал председателем Японо-советского общества культурных связей).

А через два года, 20 января 1925-го в Пекине был подписан первый советско-японский договор — Конвенция об основных принципах взаимоотношений.

По этому пекинскому договору Советский Союз признавал, к слову, остающимся в силе Портсмутский договор 1905 года, но отказался разделить с бывшим царским правительством политическую ответственность за него.

Рыболовную же конвенцию 1907 года было решено пересмотреть.

К маю 1925 года Япония вывела свои войска с Северного Сахалина, но по нефтяной и угольной концессиям в соответствии с пекинским договором Япония получала с тамошних концессионных промыслов до 200 тысяч тонн нефти и 130 тысяч тонн угля в год.

Еще через три года, 23 января 1928-го, в Москве была заключена новая Рыболовная конвенция. Переговоры были непростыми, а аппетиты японцев — нескромными.

Да и вели они себя нагло — в 1928 году наш торговый представитель Аникеев получил в Токио три пули при выезде из того дома, где он жил. Торгпред был лишь ранен, конвенцию (для японцев — выгодную и льготную) мы подписали. Однако эти три пули как бы символизировали те политические «многоточия», которые стали для наших взаимных отношений достаточно привычным «знаком препинания».

Но не во всем и не всегда японцы были к СССР враждебны... В конце июля того же 1928 года к нам на месячные гастроли приехал знаменитый театр кабуки во главе с выдающимся актером Садандзи. Нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский опубликовал в № 32 журнала «Красная панорама» статью, где писал:

«Приезд японского театра кабуки в Москву и Ленинград представляет исключительный интерес. Во-первых, настоящий японский театр, театр традиционный, обладающий целым рядом оригинальнейших особенностей, до сих пор, насколько мне известно, никогда не покидал территории Японии. Только сейчас одновременно два однотипных театра поедут: один в СССР, другой — в Германию...»

Адреса зарубежных гастролей кабуки вряд ли были случайными — они могли даже рассматриваться как символические... Ведь умные люди в Японии понимали, что именно эти три страны — Германия, Россия и Япония — могут образовать небывалый по своему потенциалу взаимодополняющий союз...

Луначарский заканчивал статью так:

«Мы не сомневаемся, что наша публика проявит самый определенный интерес к столь оригинальному зрелищу, являющемуся ключом к пониманию целой сложной и высокой культуры, до сих пор; несмотря на наше соседство с японцами, остающейся для нас чем-то далеким и замкнутым».