Россия и ислам. Том 3

Не будучи человеком конфессиональным, Марк Абрамович имел множество друзей среди верующих разных религий – иудеев, мусульман, восточных и западных христиан, бахай. Оно и неудивительно: он тонко и сочувственно понимал духовную проблематику самых несхожих людей. Об этом, однако, чуть позже…

Но что интересно: в его научный и религиоведческий горизонт входило изучение не только религий как таковых, но и характерных для

XIX–XX столетий явлений антирелигиозной неоязыческой реакции, включая расизм, а также попытки использования духовного содержания великих мировых религий для сугубо прикладных целей: «классовых», националистических и т. д. Понятно, стало быть, и его непримиримое отношение к любым версиям фашизма, большевизма или национал-экстремизма, к любым их попыткам выряжаться в религиозные одежды.

С точки зрения М.А. Батунского, проблематика религиозного опыта людей уникальна и внутренне неразменна. Ибо связана она не только и даже не столько с прагматическими людскими потребностями, сколько с сокровенно переживаемой и осмысливаемой человеком Святыней. Проблематика же Святыни бросает свой свет на глубинные потребности человека в своем внутреннем достоинстве, в осмыслении ценности своих связей с другими людьми, с обществом, со Вселенной, с Богом. Конечно же, как рассуждал и показывал в своих трудах ученый, индивидуальный и коллективный религиозный опыт может обрастать разного рода стадными комплексами и деляческими интересами (действительность нынешней России дает нам богатейший материал для такого рода рассуждений и исследований). Однако же внутренняя ценность и глубинно-человеческие основы религиозного опыта всё же оставались для него непреложны.

Понятно, что отношения Марка Абрамовича с казенной «советской наукой», с «теорией марксистско-ленинского востоковедения» не могли быть благодушны и спокойны. Его не печатали, публично травили, периодически вызывали для «распеканций» в ЦК единственной тогдашней партии. Впрочем, с ним изредка советовались, но, по выражению тех лет, лишь «келейно». Однако любое событие текущей советской истории – будь то очередная антисионистская истерия, будь то вторжение в Афганистан – усугубляло его одиночество в структурах казенной науки. Конечно же, и в советских условиях он пользовался любовью и пониманием в довольно широком круге людей. Но наука – вещь весьма формализованная и гласная. Дружеского круга для нее недостаточно…

Эмиграция на Запад, где перед ним открылись лучшие гуманитарно-научные издания и аудитории, оказалась закономерным итогом многолетних советских мытарств.

М.А. Батунский тяжело переживал социальный кризис, этно-религиозные войны и распри на территориях бывшего Советского Союза.

Он понимал, что «советская цивилизация», «советская наднациональная общность», пытавшиеся строить свой универсализм в обход подлинно духовных ценностей, в обход глубинного внутреннего мира человека (к какой бы вере или этнической общности человек ни принадлежал), исторически обречена. Но он понимал и другое: боль ее распадения усугубляется невежеством властей и мстительными комплексами оппозиционеров, усугубляется державным чванством одних и национал-экстремистским ожесточением других. Он неоднократно говорил об этом нам, россиянам, по зарубежным «голосам».

И все же верится, что многолетнее наследие этого крупного ученого-востоковеда будет со временем востребовано, что его труды будут раскупаться в разных регионах России и сопредельных республик…

Мучит не только не убывающая с годами тяжесть разлуки с замечательным человеком. Мучит вопрос: почему, чтобы быть расслышанным здесь, на Земле, человек должен пройти сквозь смертную сень?

* * *

Теперь – о самой книге.

Предлагаемый читателю трехтомник – опыт многолетней работы М.А. Батунского по российской историографии ислама. Книга написана человеком глубоко и страстно вовлеченным в судьбы науки и культуры. Для того чтобы это издание увидело свет, понадобилось несколько лет скрупулезной работы вдовы ученого – Элеоноры Максовны Батунской, редактора – Малышевой Дины Борисовны и коллектива издательства «Прогресс-Традиция».

Вполне возможно, что при восстановлении и передаче текста мы могли допустить целый ряд неточностей или ошибок. Так что нам заведомо приходится просить у читателя снисхождения за возможные стилистические, концептуальные, технические и всякие иные огрехи: работа оказалась неимоверно сложной…

Дело не просто в недостатке времени и средств. Дело и в насущности самого труда Батунского.

Исторически судьбы России и ислама не просто тесно соприкасались друг с другом. Они проходили друг через друга. А уж на переломе второго и третьего тысячелетий это переплетение судеб (если вспомнить стихи Пастернака – «судьбы скрещенья») приняло характер особо явный и жгучий. И именно сегодня особенно важно понять общие темы в судьбах обоих духовно-исторических «континентов», чтобы заложить основы их достойного и человечного взаимопонимания.