Столь прагматичный подход руководства ЮАР к переменам в СССР не означал, что интерес к нашей стране, существовавший в это время и в южноафриканском обществе, и в правительственных кругах, не был искренним. Это было время первых взаимных контактов, первых визитов, первых попыток понять другую сторону. Время, когда события и в Советском Союзе, и на Юге Африки были одной из главных тем международной политики. В упомянутой выше речи Р. Бота говорил даже не столько о южноафриканской политике СССР, сколько о происходящих там событиях. Цифры и факты, пересказ и оценка происходившего, цитаты из С. М. Горбачева, Н. П. Шмелева, сравнения с реформами Петра I, рассуждения о состоянии советской экономики и национальных отношений, реакция Маргарет Тэтчер и Ричарда Никсона на перемены в СССР, попытка заглянуть в будущее нашей страны.
Никогда – ни до, ни после короткого периода конца 1980-х – начала 1990-х годов – внутренней ситуации в СССР или России не придавали в ЮАР такого значения и столько о ней не говорили. И это не случайно. Значимость событий в СССР для Южной Африки была тогда в ЮАР общепризнанной. «Гласность, независимость Намибии и новый реализм африканских стран необратимо изменили лицо южноафриканской политики», – говорил Глен Бабб, один из руководителей южноафриканского МИД, во время визита в Лондон [1138] . А в интервью советскому журналу «Новое время» Рулоф Бота хвалил «ежедневные проявления стремления [СССР. –
Но интерес к переменам в СССР включал и элемент самообмана: руководству ЮАР казалось, что, избавившись от бремени советского влияния на АНК, оно легко разрешит внутренние проблемы своей страны наиболее выгодным для себя способом. В конце своей знаменитой речи, объявив об освобождении Манделы и о снятии запрета на АНК, ПАК, ЮАКП и другие политические организации, де Клерк сказал: «События в Советском Союзе и Восточной Европе… ослабляют возможности организаций, которые прежде получали большую поддержку из этого региона. Деятельность организаций, запрет на которые теперь отменяется, больше не представляет такой угрозы внутренней безопасности, которая первоначально сделала введение запрета необходимым» [1141] .
Де Клерк был не одинок. Все выступавшие за ним министры, от Рулофа Боты до Магнуса Малана [1142] , говорили об одном и том же: с коммунизмом на мировой арене покончено, это нанесло АНК серьезнейший удар и резко ослабило его; ни АНК, ни ЮАКП больше не представляют опасности для Национальной партии и ее электората в ЮАР.
Картрайт писала: «Де Клерк, кажется, верил, что результатом распада коммунизма будет то, что он сможет контролировать АНК» [1143] . Может быть, контролировать АНК де Клерк и не собирался. Но вера в то, что с советским влиянием в мире вообще и на АНК в частности покончено, не только способствовала решению де Клерка снять запрет с АНК и других организаций, но и помешала ему и его партии оценить истинный потенциал и популярность АНК. Это значительно ослабило позиции Национальной партии и во время переговоров, и во время первых демократических выборов.
Смена вех: установление отношений между ЮАР и СССР
К концу 1980-х годов к установлению отношений стремились внешнеполитические ведомства и СССР, и ЮАР. Причин к тому было много. Обоюдное стремление выйти из ангольской войны. Стремление правящих кругов ЮАР найти выход из изоляции на международной арене и политического тупика внутри страны. Логика горбачевской перестройки с ее призывом к разрешению локальных конфликтов мирным путем. Стремление многих советских учреждений довести до конца работу по размонтированию апартхейда. Логика деидеологизации внешней политики в период перестройки и особенно после распада СССР. Ожидание взаимных выгод от установления торговых и других экономических отношений.
И простое человеческое любопытство. В течение десятилетий наши страны оставались друг для друга не изведанными и не познанными экзотическими
СССР и ангольско-намибийское урегулирование