Россия и Южная Африка: наведение мостов

Коллегия МИД завернула предложенную Адамишиным программу: она была слишком радикальна и не была согласована с ЦК КПСС. Но ее начали воплощать постепенно, докладывая в высшие инстанции министерства об отдельных аспектах. Новая программа, выдержанная в том же ключе, была принята коллегией МИД только в конце 1987 г. А решение ЦК по ней вышло еще спустя восемь месяцев, когда урегулирование уже шло полным ходом [1156] .

В ЮАР много писали и говорили о том, что СССР полностью перевооружил ангольскую армию после того, как она потеряла огромное количество оружия в ходе неудачного наступления в середине 1987 г. Но Адамишин утверждает, что именно с этого момента отношение советского руководства к поставкам изменилось. Первоначальная заявка ангольцев не была удовлетворена полностью, решено было поставлять больше оборонительного, а не наступательного оружия, не поставлять новейшую технику и обращать больше внимания на поддержание, а не на замену техники. Как пишет Адамишин, при обосновании этих ограничений «упирали на экономическую сторону». Это было важным свидетельством линии на мирное урегулирование. «Что могло служить более убедительным сигналом нашим друзьям? – спрашивал Адамишин. – … Что могло более эффективно повлиять на позиции Анголы, Кубы и не только их?» [1157]

Были и другие «сигналы». Так 11 ноября 1987 г. сразу после празднования 70-летия Октября, на котором присутствовали представители руководства и Анголы и Кубы, по одной из программ советского телевидения прошла получасовая программа об Анголе, в которой рассказывалось о коррумпированности аппарата, о том, что среднее его звено открыто саботирует решения руководства МПЛА, о колоссальной инфляции. Критиковалось и само руководство [1158] . Прежде такие передачи были немыслимы.

«Сигналы» не означали, конечно, отказа от поддержки союзников. Поддержка военных действий и в 1987 и в 1988 гг., как мы видели, не только продолжалась, но и активизировались, хотя необходимость участия СССР в переговорах по Югу Африки стала ясна уже к началу 1987 г. Адамишин описал советскую позицию словами: «вперед, но осторожнее». Ангольцам советовали «избегать ненужных столкновений с ЮАР, не доводить дело до прямой конфронтации, ни при каких обстоятельствах не переходить границу с Намибией» [1159] .

Возможность участия СССР в переговорах по Югу Африки обсуждалась с ангольцами и кубинцами как раз во время празднования 70-летия Октября. Представители советского МИД знали, что и те и другие сепаратно встречались с американцами, и предложили четырехсторонний формат переговоров: Ангола – Куба – ЮАР – США [1160] .

Обсуждалась возможность участия СССР в переговорах по Анголе и с АНК. А. Ф. Добрынин поднял этот вопрос во время встречи с Оливером Тамбо в мае 1987 г. О том, что в переговорном процессе силам, боровшимся против апартхейда, была необходима поддержка Советского Союза, говорил во время своего визита в СССР в октябре 1987 г. и Джо Модисе, командующий Умконто [1161] .

Началом советского участия в переговорном процессе можно считать встречу А. Л. Адамишина с Честером Крокером в июле 1987 г. [1162] В это время официальная позиция СССР мало изменилась по сравнению с началом 80-х годов. Состояла она в неприемлемости «увязки», предложенной США, т. е. предоставления ЮАР независимости Намибии в обмен на вывод кубинских войск из Анголы. Но теперь СССР был готов идти на уступки и пытался воздействовать на своих союзников во имя приведения к общему знаменателю значительно различавшиеся в этом вопросе позиции сторон. В конечном итоге именно определенный вариант «увязки» и лег в основу договора.

В июне 1988 г., по сути дела постфактум, ЦК КПСС дал разрешение на неофициальное участие советского представителя в четырехсторонних переговорах. Было получено разрешение, хотя и с оговорками, и на то, чтобы В. М. Васев и его коллеги не уходили от официальных контактов с ЮАР: инициатива должна исходить от южноафриканцев, а советские дипломаты должны были каждый раз получать согласие ангольцев и кубинцев. Несмотря на эти ограничения, представители СССР присутствовали на всех девяти раундах четырехсторонних переговоров [1163] . ЦК к тому времени не играл уже монопольной роли в определении советской внешней политики, но его санкция была важна для поддержания традиционных отношений с союзниками. Без нее они вряд ли пошли бы на те уступки, на которые им в конце концов пришлось пойти. П. Ваннеман пишет, что Васев регулярно встречался с Нилом фан Хеерденом, генеральным директором южноафриканского МИД. Секретность этих встреч помогала СССР сохранять роль наблюдателя: его представители могли утверждать, что не ведут переговоров с расистской ЮАР [1164] .