Власти пытались регламентировать процесс кочевания. В законодательных актах подчеркивалось, что «каждый округ имеет определенные… земли», и кочевники не могут переходить на земли другого округа «без точного позволения местного начальства». Однако это положение не всегда могло быть осуществлено в реальности, поскольку процесс кочевания и выпаса скота определяется экологическими и другими факторами, но никак не территориально-административными границами. Значительная часть кочевников не вписывались в эту систему и кочевали за пределами отведенных им территориальных единиц[590]. На практике передвижение кочевников из одного региона в другой фактически не ограничивалось[591].
В конце XIX в. власти взяли курс на ликвидацию сословной обособленности «инородцев» и приравнивание их к русским крестьянам[592]. Пожалуй, главное значимое отличие «инородцев» от основной части населения империи к этому времени оставалось в сфере военной службы. Согласно «Уставу о воинской повинности» от нее были освобождены многие народы России, в том числе казахи, киргизы, каракалпаки, азербайджанцы, буряты, якуты, калмыки, алтайцы, туркмены и др.[593]
Конечно, у властей был опыт привлечения представителей кочевых народов к военной службе, о чем уже говорилось в книге. Так, калмыки служили в Донском казачьем войске, буряты и эвенки – в Забайкальском казачьем войске, в том числе принимали участие в войнах, которые вела Россия. В 1885 г. был сформирован отряд туркменской конной милиции, который участвовал в разведке афганской границы. В 1892 г. он был преобразован в Туркменский конно-иррегулярный дивизион, а в 1911 г. – в Туркменский конный дивизион[594]. Однако такое участие представителей кочевых народов в военной службе было исключением, а не правилом.
На рубеже XIX и ХХ вв. этот вопрос приобрел бóльшую актуальность, особенно в Степном крае и Туркестане. Так, идея привлечь казахов к отбыванию воинской повинности нашла поддержку у казахской интеллигенции прорусской ориентации. Однако Военное министерство, которое усмотрело связь между созданием национальных вооруженных формирований и потенциальным сепаратизмом[595], возражало против такого шага.
Для кочевников присутствовали некоторые льготы в сфере налогообложения. Население Туркестана не платило военный налог[596]. Казахи были освобождены от содержания почтового тракта между городами Уральск и Гурьев[597].
Власти занимались проблемой продольственного обеспечения населения «кочевых» регионов. В 1883 г. уральский губернатор поддержал идею создания продовольственного капитала для казахов на случай голода[598]. В 1899 г. «Правила об обеспечении народного продовольствия» были введены в Семиреченской области. В 1902 г. совет Туркестанского генерал-губернаторства решил, что создание областных продовольственных запасов «не соответствует условиям жизни той значительной части населения края, которая ведет кочевой образ жизни». Взамен было предложено ввести особый сбор на создание продовольственного капитала в размере 1 руб. на каждого кибитковладельца, а также разрешить сельским и аульным обществам, если они признают необходимым, создавать местные запасы зерна.
Такой же вопрос был поднят и в отношении Закаспийской области. Ее начальники А.А. Боголюбов и Д.И. Суботич выступали за то, чтобы за норму взять не 1 руб. с кибитки, а 3 руб. – с взысканием этой суммы в течение трех лет. Начальник Главного штаба А.Н. Куропаткин поддержал идею распространить действие этих правил на все население Закаспийской области, включая поселившихся в ней русских переселенцев[599].
В мае 1903 г. руководство МВД выразило в целом согласие с мнением А.Н. Куропаткина. Однако взимание сбора с оседлого населения Закаспийской области представлялось «едва ли необходимым». Министерство предлагало установить порядок обеспечения оседлых продовольствием «на основаниях, общих с оседлым населением прочих областей», а не с кочевниками. Обложение оседлых сбором «с кибитки» справедливо казалось МВД абсурдным. В итоге в августе 1903 г. Николай II утвердил правила для Туркестанского края, согласно которым был установлен сбор в размере 1 руб. на 1 домохозяйство[600].
В «кочевых» регионах продолжалось развитие систем образования и здравоохранения. Так, для туркменского населения Ставропольской и Астраханской губерний к 1910 г. работали 19 училищ и больница[601].