Россия и кочевники. От древности до революции

В начале ХХ в. в отношениях Российской империи с кочевниками проявился внешнеполитический фактор. Россия в этот период начала претендовать на отдельные регионы китайской части Великой степи (Китай в этот период был ослаблен и не мог противостоять действиям России на своих окраинах). Тува, ранее входившая в состав Китая, в 1914 г. перешла под русский протекторат (под названием Урянхайский край). В том же году началось строительство первого города в Туве, который получил название Белоцарск[880]. В сферу влияния России попала также ранее принадлежавшая Китаю Монголия. Усилилось русское переселение в Туву, где, по замыслу российских властей, переселенцы, «культивируя край и черпая из него свое благосостояние, должны [были] всемерно поддерживать все шаги местной администрации… направленные к защите русского влияния»[881]. Межэтнические отношения между местным населением и переселенцами в этом регионе существенно обострились. Тем не менее переселение получило поддержку правительства России. Были созданы органы переселенческого управления[882].

Проявился также новый фактор – японский. Так, казахи во время Русско-японской войны 1904—1905 гг. решили, что японцы – тоже мусульмане, и прониклись к ним симпатией[883]. У алтайцев тогда же возникла новая религия – бурханизм. По одной из версий, в рамках этой религии существовал мифологический образ «Бурхан-Ойрот-Япон-хана»[884], в котором воплотилось восприятие императора Японии как противника России. Бурханизм рассматривался правительством Российской империи как антигосударственная и «прояпонская» религия[885].

Значение турецкого фактора возросло в связи с вхождением в состав России населенных тюрками территорий Центральной Азии. Османская империя вела среди тюркского и мусульманского населения России протурецкую пропаганду. После младотурецкой революции 1908 г. среди российских мусульман получила сильное распространение протурецкая ориентация[886]. Поражение Османской империи в Первой Балканской войне (1913 г.) вызвало у российских мусульман, в том числе в Центральной Азии, сильные переживания[887].

Российские власти в Центральной Азии в целом сознавали сложность положения в регионе. Туркестанский генерал-губернатор А.В. Самсонов[888] (1909—1914) в мае 1913 г. сообщил начальнику Главного штаба Н.П. Михневичу, что из-за столкновения интересов империи и местного населения «возможны… кровавые эксцессы (вроде Андижанского восстания 1898 г.[889])». Однако в то же время российские власти Туркестана не видели угрозы единству империи, считая, что «обобщать на основании сего подобные факты в выводы о крайне приподнятом, явно враждебном нам настроении среди всех туземцев… нет никаких веских оснований»[890].

В Степном крае местная администрация осознавала, что «частые вспышки недружелюбных взамоотношений между новоселами и туземцами стали хроническими». Однако представители власти надеялись, что «с течением времени шероховатости эти сгладятся», тем более что кочевники постепенно переходили к полуземледельческому хозяйству[891]. Возможно, власти в какой-то степени питали иллюзии и недооценивали ситуацию. Тем не менее, действительно, до 1915 г. Центральная Азия была сравнительно спокойным регионом[892]. Недовольство местного населения в основном оставалось латентным.

Однако после начала Первой мировой войны ситуация изменилась. Призыв русского и другого «европейского» населения в армию, отток армейских частей из Туркестана на фронт, военные неудачи России ухудшили ситуацию.

В 1914 г. Военное министерство подняло вопрос о пересмотре законодательства о воинской повинности. Эксперты сделали вывод, что, например, буряты «в военном отношении… представляют собой прекрасный материал. Казарменная обстановка и условия жизни солдата не окажут на бурят, привыкших ко всякого рода невзгодам, сколько-нибудь существенного влияния. В минувшую войну с Японией казаки из бурят заявили себя с хорошей стороны. Как полукочевники, они хорошо ориентируются на местности, обладают острым зрением и отлично ездят верхом».

Эксперты отмечали, что якуты также «в смысле обучения военному делу… не дадут больших хлопот, так как в общем они довольно смышлены и обладают подражательными способностями». Военное министерство признало, что привлечение бурят и якутов к воинской повинности вполне назрело (правда, было отмечено, что не следует разрешать массовую службу бурят в Забайкальском казачьем войске, т.к. они постепенно станут преобладать в составе этого войска, и оно потеряет свой характер русского форпоста на китайской границе).