Россия и кочевники. От древности до революции

Планы «преобразования природы» в «кочевых» регионах (высадка лесополос в степи), реализованные в СССР, являются спорными с точки зрения оценки их целесообразности и достижимости. Если бы программа высадки лесополос была реализована во всех степных регионах, возможно, удалось бы избежать ветровой эрозии земель в результате освоения целинных земель в 1950-е – 1960-е гг. Целинная эпопея привела к противоречивым результатам. Идеи о повороте и направлении в Среднюю Азию стока сибирских рек, которые не были реализованы в советское время, продолжают иногда муссироваться в СМИ.

В процессе взаимодействия СССР и кочевой цивилизации проявились те же тенденции, что и в отношениях между Российским государством и кочевниками в дореволюционный период:

Во-первых, усиление давления государства на кочевников с течением времени. После революции советская власть применяла мягкий вариант политики, но в начале 1930-х гг. перешла к жесткому варианту – форсированной модернизации. Затем, после осознания трагических последствий форсирования, произошел откат к умеренному варианту политики. Однако этот умеренный вариант был жестче, чем советизация 1920-х гг.

Во-вторых, наиболее сильное противостояние оседлой и кочевой цивилизаций было отмечено в Казахстане. Там же в 1920-е гг. наблюдалась и самая интересная идеологическая борьба в отношении судьбы кочевой цивилизации.

Что касается преемственности политики Российской империи и Советского Союза, реализованной в «кочевых» регионах, то в 1920-е гг. политика СССР была фактически продолжением дореволюционной и находилась в заданных до 1917 г. пределах, однако в начале 1930-х гг. она за эти пределы вышла. Так, программа переселенческой колонизации в Советском Союзе была продолжена, однако теперь решено было не просто изъять «излишки» территории у кочевников, но и «посадить» их на землю, тем самым во много раз сократив площади, занятые под скотоводство, с целью отдать их под земледелие. Характерно, что власти СССР в определенной степени учитывали дореволюционный опыт, хотя одновременно и провозглашали, что до революции почти все делалось «неправильно».

Современное состояние «кочевых» регионов России и стран Ближнего Зарубежья

В итоге реализации программ обоседления и коллективизации кочевников уже в 1930-е гг. в «кочевых» регионах СССР сложился новый тип хозяйства – не до конца оседлый, но уже и не «полностью» кочевой. Комиссия ВЦИК определила его как «полукочевое животноводческое земледельческое хозяйство». Так, если ранее в некоторых местностях кочевание имело радиус 150—200 км, то к середине 1930-х гг. он сократился до 35—50 км. Причем миграции стали происходить и для того, чтобы кочевники могли использовать свое подсобное земледелие.

После Великой Отечественной войны произошла ограниченная реабилитация кочевничества на государственном уровне. Для скотоводов была создана социальная инфраструктура. Их семьи стали производственными единицами («бригадами»), причем многие колхозы тоже строились по родовому принципу (так, в 1950 г. у казахов были отмечены «пережитки родового расселения»). В оленеводстве Ямала сложился своеобразный «симбиоз» государственной и частно-семейной форм собственности, когда основу совхозных оленеводческих бригад составляли несколько родственных семей или одна большая семья владельцев личных оленей[1005]. На Алтае на плато Укок был создан животноводческий колхоз, но фактически местные казахи продолжали кочевать, перебираясь из одной избушки в другую по пути перекочевок.

В некоторых отдаленных местностях сохранялось совершенно не зависимое от государства кочевание. Как минимум до конца 1950-х гг. на плато Устюрт проживали небольшие группы казахов (по 2—4 юрты), которые не состояли ни в колхозах, ни в животноводческих бригадах совхозов, ни в каких-либо иных государственных или кооперативных хозяйствах. Ни у кого из них не было современных документов, их дети не ходили в школу. Они лечились у знахарей, а роды принимали бабки-повитухи. При встрече с чужаками они сразу начинали готовиться к откочевке в другие, им одним известные места. Это были потомки беглецов из аулов, принимавших участие в Адаевском восстании 1931 г.[1006].

Приверженность кочевью на Севере, пожалуй, была наиболее сильной. Кочевание, как бытовое, так и производственное, продолжало существовать на огромных территориях Арктики и Сибири на протяжении всей второй половины ХХ в.[1007]. Годы коллективизации и внедрения социалистического способа хозяйствования не смогли уничтожить традиционные кочевые формы оленеводства[1008]. Устойчивость кочевой культуры отмечалась на севере Якутии[1009]. Хотя на Ямале половина населения осела, кочевников численно стало больше, чем 80 лет назад (в 2014 г. – 5827 чел.). Коренные жители и ныне продолжают считать жизнь в тундре с оленями высокопрестижной, а вынужденное оседание, вызванное падежом оленей или смертью родственников, по-прежнему воспринимается крайне негативно[1010].