Россия и кочевники. От древности до революции

В результате перевода кочевых групп на оседлость в ряде стран Африки южнее Сахары произошло ухудшение положения бывших кочевников в сфере здравоохранения (а также питания и доступа к питьевой воде). В этом состоит существенное отличие от ситуации в СССР, где положительные последствия перехода на оседлость состояли как раз в улучшении доступа к услугам здравоохранения, образования и пр.

Опыт «пыльных котлов» (ветровой эрозии, возникшей после распашки степи или прерий), особенно в США, актуален для «кочевых» регионов России и СССР. Г.Н. Черданцев еще в 1930 г. отмечал, что Казахстан по своим природным условия схож с западом Соединенных Штатов – прежде всего по количеству осадков[1031]. Однако американский и другой опыт был фактически проигнорирован во время освоения целины в СССР. Интересно, что в воспоминаниях Н.С. Хрущева нет указания на то, что ему кто-либо рассказывал о «пыльных котлах», хотя он посещал огромное фермерское хозяйство Р. Гарста в Айове в 1959 г. и много общался с этим фермером во время приездов последнего в СССР.

В зарубежных странах острым остается вопрос признания прав кочевого населения на сезонно используемые им земли и на передачу этих земельных прав потомкам. Лишь последние десятилетия XX в. ознаменовались существенными и позитивными для кочевников изменениями. Такой перелом отразился, например, в политике Всемирного банка, который в 1990-е гг. внес коррективы в условия выделения кредитов на экономическое развитие и отныне считает необходимым предварительную «организацию официального признания традиционного землевладения» и «возобновление прав землепользования коренного населения на долгосрочной основе», в том числе и в отношении неоседлых групп[1032].

Остро стоит вопрос и о сохранении идентичности кочевых народов, их цивилизационной самобытности. Номады зачастую не хотят принадлежать к какой-либо стране и, таким образом, оказываются лишены надлежащего политического и правового статуса. Эксперты считают, что необходимо принять специальные конвенции о кочевом образе жизни, которые бы способствовали более гибкому управлению границами в регионах кочевания, предписывали создание национальных земельных кодексов, регулирующих доступ кочевников к ресурсам и признание скотоводческой земли, отвечающее интересам кочевников[1033].

Интересным фактом является то, что в конце ХХ и начале XXI вв. в мире возникло новое восприятие кочевой – точнее сказать, мобильной – жизни, которое проявило себя в виде неономадизма. Номадизм в его социальном понимании выступает теперь как «стратегия, отвергающая любую оседлость, укорененность, привязанность, традицию». В условиях ускоренной глобализации распространено «новое ощущение мира, который словно “сжимается” во времени и в пространстве, воспринимается… как глобальный и целостный, а не ограниченный конкретным местом проживания»1034. Таким образом, многие оседлые люди оценили преимущества мобильного образа жизни. Ю. Верне и М. Дувенспек отмечают, что, «по мере того, как мир становился все более мобильным, осмысление мира стало кочевым»1035. Отмечено появление нового «номадического» типа человека, «нового кочевника», избирающего себе место проживания в той или иной стране исключительно из экономических и других сугубо прагматических соображений, абсолютно независимо от своего национального происхождения[1034].

Распространению моды на неономадизм в немалой мере способствовал бум туризма, кибер– и медиапутешествий. «Новыми кочевниками» стали называть себя представители «транслокальных культур» (например, Techno и New Age), а также политического и делового истеблишмента, мигрирующие по миру в своих бесконечных вояжах (конечно, у них речь идет больше о путешествиях с комфортом)[1035]. К таким «новым кочевникам» можно отнести «дауншифтеров» и «экспатов», свободно перемещающихся по миру туда, где есть работа или просто жизнь «лучше» и «приятнее». Разумеется, это не имеет никакого отношения к кочевой цивилизации, а является ответом человека западной, европейской цивилизации и на вызовы глобализации, и на преимущества, которые она дает.

В то же время пандемия коронавируса, разразившаяся во всем мире в 2020 г., привела к закрытию границ и существенному ограничению мобильности людей в глобальном масштабе, «заперла» их в странах, гражданами которых они являются. Этот новый вызов заставляет пересмотреть многие аспекты процесса глобализации.

Выводы