История Ливонии была нераздельно связана с судьбами Швеции, Дании и Руси. В XIII в. все они в той или иной степени приняли участие в соревновании за долевое участие в ее феодальном освоении. В начале Нового времени Ливония вновь оказалась на пересечении интересов этих государств, хотя их борьба теперь велась за их политическое и экономическое присутствие на побережье Балтики. В конце XV в. вокруг Ливонии завязался узел международных проблем, включавший противоборство Дании и Ганзы, а также Швеции и Дании, и на этом фоне стал развиваться русско-ливонский (московско-ливонский) конфликт[959]
. Эта связь отчетливо проявила себя вскоре после закрытия в 1494 г. ганзейской конторы в Великом Новгороде.Договор, заключенный 8 ноября в Ивангороде представителями датского короля Юхана и великого князя Московского Ивана III, предусматривал вступление государств в войну со Швецией. Эта страна из-за периферийного положения не участвовала в «большой политике», из которой ее все труднее стало исключать к концу XV столетия. Будучи частью объединенного датско-норвежско-шведского королевства, Швеция во главе со Стеном Стуре (Старшим) все явственнее тяготилась условиями Кальмарской унии, которые ставили ее в зависимое от Дании положение.
Стремление Швеции обрести суверенитет вызывало противодействие датских королей Ольденбургской династии, сначала Кристиана I, а потом его сына Юхана, которые пытались сдержать развитие сепаратистских настроений, грозившее лишить Корону Швеции и Финляндии. Датчане заблокировали Балтийское море, чтобы отрезать Швецию от европейского рынка, лишив подвоза жизненно важных товаров и сбыта ее основного богатства, пользовавшегося спросом, — металлов и изделий из них. Чтобы блокада стала более действенной, король Юхан пытался воздействовать на Ганзу посредством ограничения ганзейских привилегий в датских владениях. Такие меры способствовали развитию датской торговли и предпринимательства.
Летом 1494 г. у датского короля появилась прекрасная возможность привлечь на свою сторону Московское государство, которое могло создать для Швеции серьезную проблему на ее восточной границе. Претензия Ивана III на карельские погосты Эйрепя, Яскис, Саволакс неизбежно вела к русско-шведской войне, которая ослабила бы военный потенциал Шведского королевства и, учитывая напряженные отношения правителя с членами шведского Государственного совета, спровоцировала бы смуту.
Юхан Датский не мог не учитывать вероятность шведско-ливонского альянса, призванного нейтрализовать последствия их с Иваном III совместных усилий. В период ливонской усобицы 1480-х Стен Стуре поддержал врагов Ливонского ордена, но в новых условиях вероятность их союза нельзя было сбрасывать со счетов. У Ливонии и Швеции не было общей сухопутной границы и территориальных претензий. Зона контактов шведов и ливонцев была невелика и представляла собой коридор между Выборгом и Ревелем. Через Ревель в Швецию попадали европейские товары, оружие, наемники, денежные кредиты. Постоянно и тесно взаимодействовали военные структуры: комтур Ревеля Иоганн фон дер Рекке и комендант Выборга Кнут Поссе обменивались стратегической информацией[960]
.Ревель являлся главным звеном в системе шведско-ганзейских отношений. В 1493 г., когда между Ганзой и Стеном Стуре был заключен договор о взаимопомощи, посредническая роль отводилась Ревелю.
В конце XV в. Ливония могла поддержать Швецию в борьбе против Дании, поскольку та претендовала на принадлежавшие Ливонскому ордену эстонские области Гаррия и Вирлянд. Также обе страны ожидали враждебных действий Московского государства. В конце лета и осенью 1494 г. стали поступать известия о подготовке военных действий на русской стороне ливонской и шведской границы. Об этом писал Стену Стуре епископ Упсальский Якоб Ульфсон, выражавший надежду, что при новом магистре Ливония останется таким же добрым соседом Швеции, каким была прежде, и вскоре вступит в войну с русскими[961]
. Это письмо является одним из первых свидетельств планов шведского правительства совместного выступления против Москвы.