Россия и мусульманский мир № 2 / 2014

Российская элита довольно легко вписалась в отмеченную тенденцию. Платой за приватизацию статуса элиты и обретение прежним служилым классом сопутствующих этой приватизации беспрецедентных по масштабу привилегий (передающихся по наследству, а не увязанных со службой государству) и стал отказ постсоветских элит на исходе XX в. от модернизационной миссии и «сброс» территорий. Территория утратила статус фактора легитимации, таковым стал скорее фактор экстерриториальности. Российские элиты в значительной мере предстали органическим элементом номадической генерации современных элит, легитимация которых увязана с органичностью их интеграции в глобальные сообщества.

Однако в оценке отказа от модернизационной миссии элит автор далек от обличительного пафоса, как минимум, потому, что ответственность за судьбу страны несут не только элиты, но и общество: каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Качество руководящего слоя есть лакмусовая бумага качества общества. Кризис лидерства – верный признак упадка нации. Тяжелейшего, но временного и преодолимого или окончательного – вопрос открытый… В «Философии истории» Гегель разделял народы на исторические и неисторические. Предназначение первых – воплощение воли мирового духа (или «смысла истории» в терминологии Карла Ясперса) на различных этапах истории. Выполнив историческую миссию, народ может перейти в статус неисторического. Хочется думать, что применительно к евразийскому пространству этот исход не предопределен.

Что касается второго аспекта трансформации, то рубеж XXXXI вв. (не только в России, но в мире в целом) стал переходом к нестационарной системе социальных связей и радикальной перемене значения политики и экономики, когда важнейшей доминантой социальной организации предстала широкомасштабная маркетизация системы общественных отношений. Применительно к сфере политики эта трансформация нашла выражение в превращении политики в сферу бизнеса и формировании политических рынков как разновидности экономических рынков, основанных на принципах прямого обмена спроса и предложения. Причем последние понимаются не просто как специфика современных электоральных кампаний, представших, в том числе, как коммерческий процесс, а как глубинная трансформация системы отношений между управляющими и управляемыми. Данная трансформация затронула системы государственного управления: современные государства обрели сервисный формат, сближающий их со сферой коммерческого обслуживания.

Сказанное означает принципиальное изменение механизмов легитимации элиты: рынок «все больше и больше признается легитимной инстанцией легитимации» (Бурдье П. О телевидении и журналистике. – М., 2002. С. 42), а профессионально вовлеченные в мир политики участники занимаются политикой как бизнесом и ориентируются в своем политическом поведении на бизнес-стратегии (Пшизова С.Н. Политика как бизнес: российская версия (I–II) / Полис. 2007. № 2, 3). Это меняет легитимность существующего порядка и дает основание ставить вопрос о делегитимации демократии как идеально-типической модели политического режима и переходе к постдемократии.

В данном контексте не случайными выглядят результаты эмпирических политико-биографических исследований состава политической элиты России, согласно которым значительная часть управленческого класса (депутаты Государственной думы, члены Совета Федерации, губернаторского корпуса, федеральной исполнительной власти) по базовому профилю деятельности – это выходцы из бизнеса – либо политические предприниматели, либо предприниматели классического толка (см.: Человеческий капитал российских политических элит. Политико-психологический анализ / Под ред. Е.Б. Шестопал и А.В. Селезневой. – М., 2012).