Россия и мусульманский мир № 2 / 2014

Полученные в рамках упомянутого политико-психологического исследования данные коррелируют с результатами проведенных в разное время других исследований. Впервые вывод о том, что ведущей тенденцией рекрутирования российской политической элиты является не приток выходцев из силовых структур (о чем писали многие публицисты в начале 2000-х годов), а массовый приход в сферу управления выходцев из бизнеса, был сделан в рамках осуществленного под руководством автора этих строк масштабного проекта «Самые влиятельные люди России». Хотя в начале 2000-х годов эта тенденция действительно имела место. В этой связи в начале 2000-х годов немало писалось о том, что возрастание удельного веса действующих и бывших военных в период первого срока президентства В.В. Путина привело к формированию в России новой правящей хунты – милитократии (см., напр.: Крыштановская О.В. О формировании милитократии в России // Pro at Contra. 2003. Осень – зима. Критику данной позиции см.: Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Самые влиятельные люди России. – М., 2004; Ривера Ш., Ривера Д. К более точным оценкам трансформаций в российской элите // Полис. 2009. № 5; Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Самые влиятельные люди России. – М., 2004). Подтверждение того, что предпринимательство стало ведущим форматом политической деятельности на примере депутатского корпуса, было получено в рамках исследования персонального состава Государственной думы в 1993–2011 гг., а также выполненного под руководством автора данных строк исследования в рамках общеевропейского проекта по изучению персонального состава национальных легислатур.

Другие проекты, нацеленные на изучение представительства крупного бизнеса в составе ведущих политиков России, также показывают, что выходцы из крупного бизнеса составляют весомый сегмент политической элиты России на протяжении последних 20 лет (см.: Шабров О.Ф. Динамика изменения удельного веса и влияния корпоративного компонента политической элиты постсоветской России // Элиты и общество в сравнительном измерении. М., 2011).

Таким образом, непосредственное (например, участие крупного предпринимателя М. Прохорова в президентских выборах 2012 г. в качестве кандидата) политическое участие крупного бизнеса или опосредованное (когда предприниматели обретают депутатские мандаты или занимают губернаторские кресла, что, как подтверждают исследования, для России весьма распространенное явление) – это наиболее заметная черта современной российской политики.

Что касается политического участия действующих или бывших сотрудников специальных структур, то анализ показывает, что профильное военное или специальное образование не мешает его носителям быть эффективными лоббистами коммерческих структур, что вписывается в упомянутую тенденцию всеобъемлющей маркетизации.

В России отмеченные тенденции масштабной маркетизации системы общественных отношений и изменения механизмов легитимации власти элит проявляются с большей силой, нежели в странах с устойчивыми демократическими традициями. Постсоветский период в России стал больше, чем простым отказом от политико-идеологических оснований предшествовавшей эпохи – он стал радикальным отрицанием прежних системообразующих смыслов.

При анализе особенностей российской версии маркетизации следует принять во внимание ее принципиальную особенность, а именно конгломератный характер. Этот термин, предложенный А.Д. Богатуровым, означает сосуществование разнородных укладов и отношений. В данном контексте речь идет именно о сосуществовании – наряду с системой рыночных отношений – уклада, заметно от нее отличного, а именно феодального. При этом данные уклады существуют не как рядоположенные, а взаимопроникающие, вследствие чего российский рыночный сектор деформируется и обретает характер квазирыночного. Данное положение требует ряда пояснений.