Бессознательный нигилист после революции срывал иконы, потом поумнел – стал читать Библию. Верноподданный офицер после войны читал лекции на тему «Роль т. Сталина в организации ремонта бочек на фронте». Профсоюзный деятель с полностью атрофированной социальной памятью. Председатель колхоза – ярый сталинист. Осведомитель НКВД носил под мышкой «Диалектику природы» и «Капитал», чтобы производить впечатление на окружающих. Но текстов классиков марксизма так и не осилил. Под культурой понимал покупку костюма, мандолины и часов, чтобы «погулять с ними с форсом». Тупоголовый партийный и профсоюзный работник, который жил и мыслил в языке советских плакатов. Простая женщина, для которой письмо «наверх» и «Отче наш» выступали в одной функции – как взывание к Богу. Жертва режима (жена заключенного, затем художница) стала элементом советского истеблишмента, клепала портреты советского великого кормчего как «самый ходовой товар». Бывшие люди (сложившиеся до 1917 г. деятели искусства – М. Булгаков, М. Горький, К. Чуковский, Л. Сейфулина, Б. Пильняк, П. Корин, Д. Шостакович, А. Толстой и пр.) славили советскую власть за деньги, дачу, квартиру. Молодежь периода застоя превратила труд в абстрактную категорию, а досуг – в главное пространство общения. Дети советской номенклатуры – новые буржуа, писатели, художники [2, с. 104, 217, 328, 360–361, 420].
Таков базис современного российского общества. Обращаю внимание: советские «чеканы и образцы» состоят из малых и больших начальников, их бессловесных рабов и идеологической обслуги. Среди них нет фигуры гражданина как активного участника политической жизни. Главный вывод Н.Н. Козловой таков: эти люди готовы были все простить государству в любой момент: «И этот момент прощения, восстановления попранной было чести (отмена раскулачивания, возвращение отобранных избирательных прав, получение паспорта, проскальзывание на рабфак и тем более в вуз) для многих, вероятно, был переломным моментом в жизни, после которого они, благодарные, начинали этому государству служить – конечно, с разной степенью истовости» [2, с. 486].
Итак, новая ментальная карта типов советских людей воплощает старую гегелевскую идею о тождестве государства и типов людей. Эта идея воплощается в готовности наследников типов советских людей все простить государству.
Вдумаемся в этот вывод. Если человек незаслуженно нанес нам вред – мы используем необходимую оборону. И не только кровная месть, но и Уголовный кодекс на нашей стороне. Если же нас обидели государевы люди – мы обязаны им прощать, а не привлекать к ответственности. «Парадокс в том, – отмечает Н.Н. Козлова, – что советский модерн – это аппарат надзора и монополия государства на средства насилия. Социальные технологии повседневного сопротивления ведут к службе государству. В постсоветской России происходит постоянная регенерация таких стратегий» [2, с. 471–486].
С учетом этой констатации воспользуюсь социологическим исследованием «Левада-Центра». В нем описаны структура и свойства сложившихся в советское время групп «номенклатурных функционеров» и интеллигенции и их постсоветских наследников [1].
Главное отличие того, что считается российской элитой (людей, «назначенных» властью быть «элитой»), от того, что принято в модернизированных, правовых и открытых государственных системах западного типа, заключается в том, что в комплектовании и формировании элиты участвуют только государственные органы. Поэтому я предлагаю вместо категории «элита» пользоваться концептом «господствующее меньшинство», разработанным Р. Далем [3]. Советское и постсоветское господствующее меньшинство – это государственная бюрократия и ее фракции. Она образует итог разложения тоталитарного режима. Она не теряет связи с органами власти и управления, ведомствами, занимающимися репродукцией режима (система образования и т.п.), социальным контролем, так называемыми правоохранительными органами (суд, прокуратура, полиция, спецслужбы). Главные функции господствующего меньшинства – отраслевое директивное управление, кадровый контроль, легитимация режима, осуществляемая путем информационного ограничения, пропаганды, пиара, убеждения, но никак не целеполагание, обсуждение или критика политики. Отсюда – тенденция к закрытости и изоляции власти от общества.
В нынешней России вместо элиты существует «театр теней». Состав господствующего меньшинства расплывчат и смещен в сторону политтехнологов и чиновников. Сюда входят теневые игроки (администрация президента и ее «советники»), исполнители важных ролей («говорящие головы» власти), заместители авторитетов, публичная клоака (СМИ, эксперты, аналитики), тусовка, изображающая публику (поп-звезды, «интеллигенты – совесть народа», ученые – директора академических институтов или университетские ректоры, лауреаты госпремий, писатели), ассоциированные с властью предприниматели.