И что получилось? Те миллионы, которые сдались в 1941 г., были уничтожены или вымерли от голода почти целиком в первую же зиму. Немцы не знали, что делать с таким количеством, и пленных разрешили расстреливать по приказу любого офицера. Или загоняли на участки открытого поля, огороженные колючей проволокой, и не кормили. А остальным — и во вражеском тылу, и на фронте, пришлось заново учиться любви к своему Отечеству. Идеологический переход от «революционной» в «патриотическую» систему координат уже начало и сталинское правительство. Но начало поздновато, во второй половине 1930-х, перед самой войной. Теперь людям пришлось учиться патриотизму на собственной шкуре, через террор и грабежи оккупантов. Учиться на том, что узнавали от вышедших из окружения или при освобождении населенных пунктов. Приходилось осознавать: Отечество, какими бы недостатками и изъянами оно ни обладало, — вовсе не пустой звук. Без него-то вообще погибель! Это и обеспечило перелом в ходе войны.
Ну а вернувшись к рассуждениям об умении и неумении воевать, можно увидеть: в 1944–1945 гг. роли переменились. Когда армии противника были надломлены, повыбиты, потеряли огромное количество техники, когда заводы оказались парализованы бомбежками и отсутствием сырья, инициатива безраздельно перешла к русским, и немецкие документы (нет, не послевоенные мемуары, а письма и дневники современников) напоминают впечатления наших соотечественников начала войны. Всюду «русские танки». В воздухе — только «русские самолеты», а своих нет как нет. Русская артиллерия устраивает «ад». И германские военачальники в этих условиях действовали точно так же, как наши в 1941 г. Им больше ничего не оставалось! Точно так же, не считаясь с потерями, швыряли в прорывы под танки все, что можно наскрести, — полубезоружных фольксштурмистов, зенитчиков, курсантов училищ, охранные и «авиапехотные дивизии» (из обслуги аэродромов, с одним лишь стрелковым вооружением).
А насчет потерь приведу два примера. Один из дневников Константина Симонова — дивизия при штурме Кенигсберга потеряла в несколько раз меньше, чем в 1941 г. при взятии захолустной Ельни. Другой — из воспоминаний аса нашей авиации генерал-полковника Скоморохова. За несколько лет войны, до ноября 1944 г., он сбил 22 самолета. А за несколько последующих месяцев, до мая 1945 г., — еще 22. Хотя, с другой стороны, почти все, с кем он начинал войну, погибли. То есть на первом этапе советское командование вынуждено было бросать в бой плохо подготовленных, недоученных юнцов, и соотношение потерь было соответствующее. А на втором этапе в германской армии были повыбиты опытные кадры, точно так же приходилось использовать неоперившуюся «зелень», и соотношение изменилось в обратную сторону.
Сейчас принята цифра, что урон СССР составил 27 млн человек. Но из них 18 млн — мирное население! А цифры боевых потерь получаются примерно равными. У Германии вместе с ее сателлитами погибло 11,4 млн солдат и офицеров. Из них на советско-германском фронте — 8,6 млн. Впрочем, реальные цифры советских потерь получаются даже меньше, чем у противника. Например, если учесть 4 млн солдат и офицеров, массами сдававшихся в 1941 г. и скопом уничтоженных в плену. И вдобавок учесть, что в германской армии воевало до 1 млн советских граждан! Это и «национальные» соединения, прибалты, кавказские и туркестанские легионы, украинцы, власовцы, казачьи «станы», и огромное количество «хиви» — вспомогательных служащих, их было до десятка на роту. (Кстати, подпитка за счет «хиви» была одним из средств, помогающих германским командирам занижать свои потери в докладах начальству.) Значительная часть из них погибла, немцы их не жалели, а русские в плен не брали. Но… какой армии это потери, нашей или германской? По статистике-то относят к советской.
Словом, как ни крути, а «закидывание головами» и «неумение воевать» остается целиком на совести авторов подобных теорий (если таковая имеется). Зато «умение воевать» союзников проявилось очень ярко! Когда драпали из Дюнкерка. Когда предали и бросили из-за паники Норвегию. Когда осторожненько высаживались в Италии, позволив немцам спокойно разоружить и пленить итальянскую армию, перешедшую на сторону англо-американцев. А потом 2 года ползли по Апеннинскому полуострову при сопротивлении всего нескольких дивизий. Когда в Арденнах немцы одним ударом поставили многократно превосходящую группировку на грань полной катастрофы. Или когда брали Окинаву. Бахвалясь количеством техники и боеприпасов, 10 дней долбили бомбами и снарядами линкоров. Разумеется, по пустому месту — еще опыт Первой мировой показал, что в первые же часы все живое погибает или укрывается в убежищах. Но американцы этот опыт проигнорировали, а когда высадились, понесли колоссальный урон, поскольку поддерживать атаки на тыловые позиции было уже нечем.