Россия. История успеха. Перед потопом

Пишущим о скудости российской природы стоит иногда заглядывать в труды историков. С. М. Соловьев сообщает в одиннадцатом томе своей «Истории», какую провизию доставляли в 70-х гг. XVII в. в Ферапонтов монастырь бывшему патриарху Никону, к тому времени лишенному не только патриаршего достоинства, но и епископского сана. От монастырей в окрестностях Белого озера (главным образом из Кириллова монастыря) поступало ежегодно: «15 ведер вина церковного, 10 ведер романеи, 10 ведер рейнского, 20 пудов патоки на мед, 30 пудов меду-сырцу, 20 ведер малины на мед, 10 ведер вишен на мед, 30 ведер уксусу; 50 осетров, 20 белуг, 400 тошей междукостных, 70 стерлядей свежих, 150 щук, 200 язей, 50 лещей, 1000 окуней, 1000 карасей, 30 пудов икры, 30 пучков вязиги, 2000 кочней капусты, 20 ведер огурцов, 20 ведер рыжиков, 50 ведер масла конопляного, 50 ведер масла орехового, 50 ведер сметаны, 10 тысяч яиц, 30 пудов сыру, 300 лимонов, полпуда сахару головного, пуд пшена сорочинского, 10 фунтов перцу, 10 фунтов имбирю, 5 четвертей луку, 10 четвертей чесноку, 10 четвертей грибов, 10 четвертей репы, 5 четвертей свеклы, 500 редек, 3 четверти хрену, 100 пудов соли, 80 четвертей муки ржаной, 20 четвертей муки пшеничной, 50 четвертей овса, 30 четвертей муки овсяной, 30 четвертей ячменя, 50 четвертей солоду ржаного, 30 – ячного, 10 – овсяного, 15 четвертей крупы гречневой, 50 четвертей овсяной, 3 четверти проса, 12 четвертей гороху, 5 четвертей семени конопляного, 20 четвертей толокна; да работникам – 40 стягов говядины или 150 полотьев ветчины». Никон был строг и требовал, например, от кирилловских монахов привозить ему живых осетров «мерою в два аршина с четью» (160 см).

Отрывок из Соловьева приведен здесь не ради характеристики жизни опального Никона, его спутников и «работников» в ссылке, а как иллюстрация производительной мощи северной (между Вологдой и Онежским озером) земли, где располагался монастырь-поставщик. Только вообразите: 30 пудов (полтонны!) икры, сто пудов (1,6 тонны) соли, 30 пудов меда, то ли 17, то ли 25 тонн[85] муки, 50 ведер орехового (из лещины) и столько же конопляного масла! Мало того, монастырское хозяйство было товарным, иначе оно не смогло бы закупать для ссыльного соль, заграничные вина, имбирь, перец, «сорочинское пшено», т. е. рис. (Лимоны, те явно выращивались в своих теплицах.) Еще больше впечатляют 50 живых осетров в человеческий рост и 20 белуг (рядовая белуга весит 100 кг; не диво и 200-килограммовая; где-то зарегистрирована белуга-рекордсмен весом в две тонны).

И два века спустя, как видно из очерка ныне забытого писателя Алексея Потехина (1829–1908) «Лов красной рыбы в Саратовской губернии», плодовитость природы не убывала. «Всякой другой рыбы, кроме красной, ловец гнушается, не дорожит даже сомом, рассчитывая на избыток осетров, белуг и севрюг», – пишет он[86].

Возвращаясь к теме крестьянства, можно сказать следующее. Конечно же крестьянское прошлое легким не было нигде, но в большинстве стран, давно завершивших процесс раскрестьянивания, оно воспринимается сегодня в приукрашенном, этнографически-театрализованном виде, чему помогает и невольный перенос нынешнего благополучия в прошлое. У нас же в прошлое переносится, наоборот, советское и постсоветское неблагополучие. Служи нам точкой отсчета хотя бы предреволюционный российский уровень, картина гляделась бы иначе[87]. Мало того, кажется, только у нас крестьянское прошлое до такой степени окарикатурено, в том числе и наукой (правда, есть отрадные исключения, и среди них мощный труд Марины Громыко «Мир русской деревни». – М., 1991).