Россия, которую мы догоняем

Не составляла исключения и Палестина, принадлежавшая тогда туркам, но жившая своей внутренней жизнью. Она была в те времена очень велика, — нынешние Израиль, ПА плюс Иордания, — куда менее населена и, тем не менее, весьма сложна по составу. Была Газа — маленький, ухоженный и уютный городок, вокруг которого бродили, мигрируя по пустыне Негев и Синаю, бедуинские племена, считавшие себя пупами земли, а больше не было почти никого, так что туркам приходилось для всякого рода работ завозить и расселять народ отовсюду, откуда было возможно, вплоть до южного Судана. Были каменистые пустыни восточнее Иордана, где тоже бродили бедуины, а цивилизации, почитай, не было, — разве что караван-сараи в оазисах. Было побережье, практически не пригодное для жизни, зато с несколькими важными портами, где за века смешались десятки кровей. Были, наконец, богатые, до сантиметра возделанные регионы (ныне они входят в Израиль и т. н. «Западный берег ПА»), населенные, кто бы что ни говорил, теми самыми «детьми земли», прямыми потомками коренных народов (в том числе, если не главным образом, и древних иудеев), ценой многократной перемены веры усидевшие на отчей земле. Жило оно, по традиции, большими семействами-кланами (не путать с племенами), тоже древними, крупнейшими же считались семейства Аль-Хусейни и Нашашиби. Они веками конкурировали друг с дружкой за влияние, но в ХIХ веке турки сделали окончательную ставку на Аль-Хусейни, и Нашашиби затаили обиду, до времени — никуда не денешься — терпя.

Завершу же на том, что кем-кем, а «дикарями» тогдашнюю палестинскую (как, впрочем, и египетскую, и сирийскую, и прочую арабскую знать) назвать никак нельзя. «Улица» и бедуины — да, те жили в мире, который застыл, по канонам глухого средневековья, а вот элиты, хотя традиции тоже чтили, к новым веяниям были чутки: языки учили, книги из Лондонов-Парижей выписывали, модные теории зубрили и старались им следовать, даже не совсем понимая. Так что «пробуждение наций», докатившееся из Европы до Ближнего Востока, не обошло стороной и Святую Землю. Арабы, сотни лет терпевшие власть турок, с появлением собственной, пусть слабенькой, буржуазии начали заявлять о себе, а естественно возникшие интеллигенты-разночинцы, как водится, облекали смутные метания в чеканные формулировки. Особенно в наиболее развитых арабских регионах, типа Сирии и Ливана, что вызывало сильнейшие конфликты со Стамбулом, где у власти были националисты, хорошо понимающие уровень угрозы всех, кроме турецкого, национализмов. В 1916-м сотню особо активных арабских просветителей даже повесили, — в общем, ни за что, если считать «ничем» разговорчики в военное время, но процесс сие мероприятие, конечно, не затормозило. Бурлило везде, и Палестина, хотя и отстававшая по темпам, не была исключением. Извините, если длинно и путано, но без понимания всего этого суть всего дальнейшего не понять.

Я уже писал, и не раз, что появление сионистов арабы сперва восприняли с приветливым равнодушием, а программа сионистов в плане отношений с «кузенами» была изначально лучше некуда. Предполагалось не просто ладить, но дружить и взаимно помогать друг другу, чему-то уча, а чему-то и учась. Так и старались жить, находя поначалу полное понимание в высших кругах арабского общества, ориентированных на «прогресс» и «европейские ценности». В 1916-м Хаим Вейцман даже подписал с неким шейхом Фейсалом, верховным предстоятелем палестинских мусульман, официальный договор о дружбе и взаимопомощи двух общин. И тем не менее, в арабской среде понемногу нарастало смутное, не очень осознанное недовольство. Сам факт изменения демографического баланса (за четверть века доля еврейского населения выросла впятеро, с 4 % до 25 %) нарушала сложившееся за долгие века равновесие, ломая устоявшиеся традиции, что сильно било по интересам арабских элит. Если раньше евреи рассматривались как «зимми» (опекаемое религиозное меньшинство), в политику не встревавшее, то сионисты в политику, наоборот, лезли очень активно, совершенно не считаясь с мнением шейхов, а зачастую и действуя вопреки этому мнению. Что крайне не нравилось, а с окончанием Великой Войны перестало нравиться и вовсе. Теперь, когда турок не стало, элиты, глядя на соседей из Египта, Сирии и Ирака, всерьез намеревались взять власть в свои руки и (точь-в-точь как сионисты) «влиться в международное сообщество на равных». А та самая слабенькая буржуазия к тому же еще и обнаружила, что не выдерживает конкуренции с более активными и приспособленными евреями, чьи фабрички на корню убивали полукустарное местное производство.