Россия – Крым – Украина. Опыт взаимоотношений в годы революции и Гражданской войны

Сохраняя строгий нейтралитет в отношении всех воюющих держав, Крымское правительство находит возможность для ограждения внутреннего порядка и внешних границ постепенным созданием сухопутного войска и морских сил, соответствующих средствам Края и количеству жителей…»[173].

С. Сулькевичу затем не один раз приходилось публично объяснять существо отношений с ближайшими соседями, прежде всего с Украинской Державой. Так, на съезде земских гласных в августе 1918 г. генерал категорически заявил: «Правительство стоит твердо… на точке зрения независимости Крыма впредь до решения этого вопроса на мирной конференции»[174].

В интервью ялтинской газете через несколько дней он вынужден был конкретизировать свою позицию: «На вопрос об украинско-крымских отношениях я могу ответить следующее.

Уже как командир мусульманского корпуса, с которым я спешил в Крым для борьбы с большевиками, я имел столкновение с бывшей украинской Радой. Меня с моими войсками задержали в Тирасполе, несмотря на то, что по Брестскому договору Крым оставался вне пределов новосозданной украинской республики.

…Мое правительство не было ни за Украину, ни против нее, а стремилось лишь к установлению добрососедских отношений, одинаково полезных и нужных как для Украины, так и для Крыма. После того, как я сообщил в Киев о моем новом назначении, я неожиданно получил от украинского правительства телеграмму, адресованную мне как “губерниальному старосте”, на украинском языке. Я ответил, что я не “староста”, а глава правительства самостоятельного края, и что я прошу установить сношения между нами на общественном языке – на русском. Этот мой поступок объявили в Киеве “разрывом дипломатических отношений”. Мы, т. е. крымское министерство, послало своего уполномоченного в Киев для установления экономического соглашения, но оно там натолкнулось на абсолютно закрытые двери»[175].

Оставляя за скобками несколько «нарочито свободное» обращение с фактами, точнее их специфическую (не протокольную) подачу журналистам, стремление «не потерять лица», надо сказать, что на самом деле противоречия были гораздо серьезнее, нежели нелепый «языковый конфликт». Да и П.П. Скоропадский хотя и «задним числом» оказался не против выяснения возникших противоречий, стараясь дезавуировать легковесный подход к проблеме с крымской стороны. В написанных практически «по горячим следам» мемуарах гетман заявлял, что в конце июня 1918 г. глава правительства сообщил, что «получил телеграмму от генерала Сулькевича, объявляющего, что он стоит во главе правительства, и вместе с указанием, в очень дерзкой форме, что он украинского языка не понимает и впредь настаивает на том, чтобы к его правительству обращались на русском языке. Начало было плохое. Вся переписка и вообще все официальные сношения как с немцами, австрийцами, так и со всеми другими государствами и обывателями, с которыми в то время Украина имела сношения, происходили на украинском языке. Нам отвечали на своем языке, это было так принято. На Украине официальным языком был украинский, и не генералу Сулькевичу было менять заведенный порядок. Через некоторое время мы узнали, что новое Крымское правительство повело новую политику, далеко не дружественную Украине, и преследовало цель образования самостоятельного государства, причем, все направление, как я только что сказал, явно дышало каким-то антагонизмом»[176].

Наверное, «антагонизмом» П. Скоропадский называл вполне реальные шаги правительства С. Сулькевича, направленные на решительное отмежевание от Украины и которые порой приобретали демонстративно антиукраинский характер. Так, были утверждены собственный герб (византийский орел с золотым восьмиконечным крестом на щите), флаг (голубое полотнище с гербом в верхнем углу), столица (Симферополь), государственный язык (русский), разрешалось пользование на официальном уровне татарским и немецким языками. Как видно, удельный вес украинского этноса в населении полуострова при этом игнорировался в угоду господствующим на территории «самостоятельного» государственного образования оккупантам[177].

Нескрываемую узконациональную направленность носили и специально разработанные правила о гражданстве Крыма. Гражданином края, без различия по признаку вероисповедания и национальности, мог стать любой человек, родившийся на крымской земле, если он своим трудом содержал себя и свою семью. Приобрести гражданство мог только «приписанный к сословиям и обществам, служащий в государственном или общественном учреждении и проживающий в Крыму не менее трех лет… Любой крымский мусульманин, где бы он ни проживал, при соответствующем ходатайстве имел право на гражданство Крыма. Предусматривалось и двойное гражданство»[178].