Как подчеркивал Д.И. Дорошенко, «пришлось прибегнуть к репрессиям с нашей стороны. Не было необходимости воевать с Крымом. Достаточно было провозгласить экономическую блокаду полуострова. Я настоял в Совете министров на провозглашении “тарифной войны” с Крымом; было остановлено всякое товарное движение и поставки морем (морским путем), за исключением того, что шло на потребности немецких гарнизонов в Крыму. Крымским садоводам требовались шалевка на ящики для фруктов, стружки, опилки для упаковок; все это обычно привозили с Украины. Но теперь подвоз был приостановлен. Нужен был также сахар для консервирования фруктов, дрова для сушки – и всего этого также не было. С другой стороны, населению необходим был хлеб, привозимый обычно с Таврии, урожай фруктов начал гнить без консервирования, вывозить не было возможности. Положение садоводов сделалось катастрофическим. Немцы предварительно закупили много овощей, свежих и сушенных, и теперь все это гибло. Морем перевозить было нельзя, ибо никакие крымские овощи не выносили длительной перевозки морем и потом новой перегрузки на железной дороге.»[219]
.Министр внутренних дел Украинской Державы И.А. Кистяков-ский, не утруждая себя поиском дипломатической терминологии, безо всяких обиняков заявлял крымским деятелям: «Мы заставим Крым присоединиться к Украине. Для этой цели и служит таможенная война. Мы примем еще целый ряд мер, чтобы сделать вас более покорными. А если вы потом будете агитировать в духе российской ориентации, то мы вас будем вешать»[220]
.Крымские власти сдались не сразу, пытались найти выход. Но в конце концов наиболее важным и действенным оказалось то, что предпринятые гетманской Украиной меры ощутили и оценили немецкие оккупационные власти. Их не на шутку встревожила угроза прекращения поставок из Крыма в Германию продуктов питания. Генерал-лейтенант В. Гренер оперативно обратился к председателю Совета министров Ф.А. Лизогубу, призывая найти способ предотвращения негативных тенденций, уже начавших сказываться на интересах и Украины, и Крыма. Украинский премьер согласился на переговоры с представителями Крыма, если те обратятся к гетманскому правительству с официальной просьбой[221]
. С другой стороны официальный Берлин оказал давление на Симферополь, потребовав телеграммой 10 сентября согласиться на переговоры с Киевом и пообещав свое посредничество[222].Параллельно министр финансов Крыма октябрист граф В.С. Татищев в Берлине встретился с П.П. Скоропадским, совершавшим официальный визит к Вильгельму II, и пообещал повлиять на Симферополь и добиться отправки делегации для переговоров в Киев[223]
.В свете этих событий гетманское правительство 18 сентября 1918 г. приняло решение о временной приостановке «таможенной войны»[224]
.В присущей ему манере пытается интерпретировать тогдашние события В.Е. Возгрин. Отталкиваясь от того, что стержнем отношений между Украиной и Крымом должно было являться удовлетворение татарского интереса, он переходит к новым измышлениям. «Правительству было не до крымских татар, – сокрушается автор, – оно боролось в ту пору с планами Киева присоединить Крым к Украине. Впрочем, план этот лишь внешне принадлежал украинским националистам
Идея
его была немецкой
, судя по тому, что навязывали его крымскому правительству именно оккупанты
. На юге России им было бы легче опираться на единое государственное образование
(? – Среди крымской общественности, осенью 1918 г. открыто противодействующей идее новой, украинской аннексии Крыма
единственный способ сохранить интересы населения
(? – платформу
было вынуждено занять и правительство
. Но германское командование и на этот раз показало, кто в Крыму хозяин, заявив, что никогда не признает самостоятельное крымское государство
со всеми вытекающими из этого последствиями.»[225].Заниматься разоблачением звеньев в цепи ошибочных, надуманных утверждений – дело бессмысленное. В абсурдности подобных схоластичных построений достаточно просто убедиться, сравнив их с приведенными выше реальными фактами и документами. Не стоит при этом удивляться и приемам очевидной эквилибристики при оперировании терминологией.