Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

• борьбы за место в иерархии квазикласса основных оргсегментов номенклатуры и их лидеров («личная борьба за власть»);

• фиксации номенклатурой своего отношения как зрелой группы к генезисной и к ранней («харизматической» и «традиционной») стадиям, дистанцирования от них;

• фальсификации при этом истории таким образом, что суть системы и весь негатив ранней стадии прятались в деятельности одной личности, и это был прямой выход на решение первой задачи — регуляции отношений с обществом, выпускание пара безопасным для зрелой номенклатуры способом.

Главная ложь

Главной ложью ХХ съезда и о нём было то, что съезд этот якобы стал началом десталинизации, дал старт этому процессу, что всё делалось по инициативе партии, начавшей в 1956 г. исправлять ситуацию «культа личности». Во-первых, критика «культа личности» на съезде и «антисталинский курс» после него были не причиной, а следствием стихийной десталинизации снизу, родившейся в самом начале войны, из поражений 1941–1942 гг. Во-вторых, что ещё важнее, съезд и «курс» сделали всё, чтобы эту низовую, демократическую по своей сути десталинизацию устранить, направив в безопасное для номенклатуры русло либеральных послаблений, прежде всего, для верхов и их слоёв-прилипал, т. е. обслуги самого разного рода — от торговой до «творческой».

В-третьих, и это самое важное, ХХ съезд и его «творцы» сделали всё, чтобы заблокировать десталинизацию Системы, начатую самим Сталиным — заблокировать и стереть всю информацию, всю память о ней. Это не парадокс: Сталин в конце 1940-х годов всерьёз думал об изменении Системы — своей, сталинской системы и даже приступил к работе. Сталинская «оттепель», если бы она состоялась, была бы, конечно же, не либеральной, а демократической и проводилась бы не в интересах прежде всего номенклатурной верхушки и околономенклатурных групп, а широких слоёв населения, народа, а потому была бы не «оттепелью», а чем-то значительно более серьёзным. Одним из главных направлений демократизации/«десталинизации» (поскольку речь шла об изменении ранней, сталинской фазы развития советского социума) было изменение положения партаппарата — ему оставлялись идеология, пропаганда и подбор кадров; реальная власть уходила в Совет Министров. Эту же схему стремился реализовать после смерти Сталина и Л.П. Берия. Не случайно на июльском пленуме 1953 г. после госпереворота 26 июня 1953 г., устроенного партаппаратом и военными, а также, возможно, и некими иными силами и устранившего Берия, Л.М. Каганович кричал в адрес Берия: «Этот подлец говорит: ЦК — кадры и пропаганда. Не политическое руководство, не руководство всей жизнью (выделено мной. — А.Ф.), как мы, большевики, понимаем. Но это не значит, что ЦК должен заменить Совет Министров, обком — облисполком и т. д., но мы должны концентрировать политическое руководство». Иными словами, партаппарат всё контролирует, но не за что не отвечает — реальную работу ведут государственные и советские органы, с них и спрос; а спрашивать будет партаппарат. В этом и была суть партаппаратного июльского (1953 г.) переворота, принципиально изменившего всю советскую систему и заложившего под неё бомбу замедленного действия.

Ещё одним направлением, объективно работавшим на демократизацию общества и блокировавшего превращение номенклатуры в квазикласс, был план создания альтернативного капиталистическому мирового рынка и подрыв позиций доллара.

Сталин не успел сделать ничего по обоим этим направлениям, поскольку приступил к ним в 1952 г., а в начале марта 1953 г. умер. Приступить к реализации своих планов раньше 1952 г. он не мог: исключительно трудные первые три послевоенных года, навязанная американцами Холодная война, «ленинградское дело» и многое другое, включая ошибки и просчёты стареющего вождя, — всё это тормозило начало реальных изменений, которые планировались и в 1936, и в 1946 гг.

Сталинская демократизация сверху существенно отстала от запросов демократизации снизу. Две «десталинизации» не только не объединились, но оказались в разных плоскостях. Можно понять нетерпение победителей, вернувшихся с войны, но они в своём нетерпении были неправы по отношению к тому, кого в сердцах могли назвать «Еськой». Но и режим был неправ, обрушив репрессии на слишком нетерпеливых. Но мог ли режим быть мягким и снисходительным в той ситуации, которая сложилась в стране и мире во второй половине 1940-х годов, когда США планировали ядерную бомбардировку советских городов, когда страна должна была быть монолитом, когда номенклатура начала свои игры по своей, выгодной только ей десталинизации режима? Сталин прекрасно понимал нарастающую опасность перерождения господствующего слоя, недаром он предупреждал о нарастании классовой борьбы по мере продвижения в строительстве социализма (финал этой борьбы мы увидели в 1991 г.).