Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

Возвращаясь к ХХ съезду отмечу, что он стал победой одной из трёх «десталинизаций» — номенклатурной, резко покончившей с возможностями «сталинской десталинизации» и задавившей стихийную «десталинизацию снизу», т. е. две десталинизации, которым так и не суждено было слиться в единый поток.

«Антисталинская пятилетка» была не начальной, а затухающей фазой десталинизации (эта тема хорошо раскрыта А.А. Зиновьевым), причём курс ХХ съезда — это курс на сознательное приглушение («затухание») этого процесса сверху, на недопущение реальной демократизации, блокировании её верхушечной либерализацией в интересах господствующих групп. Именно поэтому так поют ХХ съезд представители ЛСИ, которые всегда были при начальстве, всегда были околономенклатурной фракцией либеральной номенклатуры, делали при ней свой гешефт.

Разумеется, ряд явлений эпохи борьбы номенклатуры за превращение в квазикласс для себя (1945–1964 и особенно 1953–1962 гг.) в чём-то вышел за рамки либерализации, но подобного рода вещи характерны для периодов, когда верхушка, занятая выяснением отношений, по недосмотру не контролирует ситуацию полностью и, захваченная борьбой за место под солнцем, что-то упускает из виду и недосматривает. Нередко этот недосмотр, сбой, происходивший в 1950-1960-е годы при «перезагрузке матрицы», ошибочно принимают за сознательный курс, а ещё чаще сознательно представляют его в качестве такового, чтобы на этой основе создать такую версию событий, выведя на скобки ту силу, давление которой и вынудило партию на «развенчание культа». Эта сила — единственное в советской истории поколение победителей, относительно молодые (на рубеже 1940-1950-х им было по 30–40 лет) мужики, прошедшие фронт и по-пластунски отмахавшие пол-Европы.

Победители, не получившие ничего

Их было немало, тех, кто победил, а потому социально уверенных в себе, в своей правде, привыкших к самостоятельному принятию решений, к инициативе (иначе не выиграли бы войну), готовых — подготовленных опытом советской городской жизни, кроме которой они не знали никакой другой, — к аресту, и, в отличие от жертв репрессий 1930-х, если и не понимавших, то, по крайней мере, чувствовавших, за что могут взять и уже потому не являвшихся жертвами.

Я хорошо знаю людей этого типа. К нему относятся, например, мой отец, заканчивавший войну майором Дальней авиации и замкомдивизии, многие его друзья-однополчане, называвшие Сталина не иначе как «Ёськой» и демонстративно не горевавшие во время его похорон, немало других людей. Именно эти люди сломали хребет гитлеровской машине, многие из них стали антисталинистами, но не антисоветчиками! Они не только «смело входили в чужие столицы», но и без страха возвращались в свою. Эти серьёзные мужики, знавшие про себя, что они — победители, что своё главное в жизни дело они сделали как надо (этим главным делом была война: «Она запомнилась по дням. / Всё прочее? Оно — по пятилеткам» — Б. Слуцкий), своей жизненной позицией, своими самостоянием и самостоятельностью поставили власть перед необходимостью выпустить пар и искать козла отпущения в лице Сталина. Именно они между 1945 и 1955 гг. заложили фундамент десталинизации, став гарантией её необратимости — заложили и были забыты, отчасти сознательно, отчасти бессознательно, так как не успели, да и не могли по суровости окружающей жизни и по серьёзности своей жизненной сути заниматься саморекламой, характерной для «героев» более поздних времён. Именно они были первым советским, т. е. выросшим на основе советских, а не дореволюционных или революционных форм жизни и отрицания ранней фазы коммунистического порядка, сопротивлением — сопротивлением не крикливым, не апеллирующим к Западу (победителям это ни к чему), а неспешным, уверенным в своей социальной правоте по отношению к режиму и внутри него одновременно, а потому действительно опасным для режима — не только сталинского, но и для последующих.

Будучи антисталинистами, но не антисоветчиками, победители в войне объективно выступали как внутрисоветская демократическая оппозиция номенклатуре, вектору её превращения в квазикласс (т. е. либерализации). Они ошибочно воспринимали свою оппозиционность как антисталинизм, отождествляя Сталина и номенклатуру. На самом деле они двигались в том же направлении, что и Сталин, только терпения у них было значительно меньше, впрочем, это вполне объяснимо. Эту оппозицию номенклатуре надо было нейтрализовать, загасив демократическую тенденцию, официализировав антисталинизм и присвоив как его лавры, так и лавры истинных борцов с «культом личности», начавших эту борьбу. Что и было проделано на ХХ съезде, а затем закреплено в созданном о нём мифе.