Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

Знатнейшим назначаются «сообразно с достоинством (т. е., очевидно, происхождением, знатностью. — А. 3.) и трудами (т. е. службой. — А. 3.) каждого или наместничества, или деревни, или поместья, однако от каждого в отдельности из этого они платят государю определенную подать. Им отдают только штрафы, которые вымогаются у бедняков, и некоторые другие доходы»[945]. Еще С. Б. Веселовский обратил внимание на то, что в 1506 г. прекратилась выдача грамот, освобождавших светских феодалов от уплаты налогов в казну[946]. С. М. Каштанов уточнил это наблюдение: великокняжеская власть перестала выдавать тарханные грамоты еще с 1491 г., лишь в уделах и Рязани этот процесс ликвидации светских тарханов затянулся до 1506 г.[947] Зато несудимые грамоты светским, главным образом мелким, землевладельцам продолжались при Василии III широко выдаваться (возможно, даже больше, чем ранее). Все это соответствует картине, нарисованной Герберштейном.

Впрочем, к ней следует сделать весьма существенное дополнение. Вся пирамида общественной структуры Русского государства первой трети XVI в. держалась на плечах крестьян и ремесленников, трудом которых создавались основные материальные ценности. Состояние источниковедческой базы и уровень ее разработки в настоящее время не позволяют еще достаточно основательно проследить историю крестьянства в изучаемое время, но основные тенденции ее могут быть выявлены.

Наряду с чертами экономического подъема, сказавшегося и на условиях жизни широких кругов жителей городов и деревень, различные группы крестьянства начинали все более и более испытывать на себе усиливающийся гнет светских и духовных феодалов, а также и самого растущего государственного аппарата. Захват помещиками и монастырями черносошных земель приводил к включению в систему частновладельческой эксплуатации все новых слоев крестьянства. Увеличивалось имущественное расслоение внутри сельского населения, росло обезземеливание его беднейших слоев[948]. Возросшие потребности господ заставляли их изыскивать различные средства выколачивания доходов из зависимых от них крестьян. Росла господская пашня, которую все чаще начинали наряду с холопами обрабатывать и крестьяне[949]. Увеличивались и денежные оброки феодалам. Уже в первые годы правления Василия III усилился податной гнет[950].

Яркую картину тяжелой эксплуатации русского крестьянина монастырями нарисовал Максим Грек. В своих сочинениях 30-х годов XVI в. он с горечью писал, что крестьяне в скудости и нищете всегда пребывают, переносят всевозможные лишения, «ниже ржаного хлеба чиста ядуще, многажды иже и без соли от последний нищеты». Взыскивая с них проценты за денежные ссуды, монахи «бичи их истязуют за лютых сребра резоиманий». Несостоятельных должников монахи обращали в холопов «или обнаживше их имений их, руками тощими, своих предел отгнаша бедных»[951]. Сходные упреки в адрес монастырей-лихоимцев высказывал и Вассиан Патрикеев[952].

Вряд ли многим легче было положение крестьян черносошных. Бесчисленные поборы наместников и волостелей[953], контроль над действиями которых был крайне затруднен, дополнялись новыми общегосударственными налогами (прежде всего на военные нужды). Наблюдательный современник окольничий Федор Карпов отметил тяжелое положение крестьян и во владениях светских феодалов[954].

В первую треть XVI в., когда страна не переживала каких-либо сильных социальных или общенациональных потрясений, процесс накопления классовых противоречий в русском обществе протекал как бы подпочвенно, незаметно. Но достаточно было наступить после смерти Василия III и Елены Глинской времени боярских распрей, как эти противоречия прорвались наружу городскими восстаниями и «разбоями» в деревне.

Глава 11 Крымский смерч

Гром грянул на Восюке и отозвался грозовым раскатом на юге России.