Россия на распутье: Историко-публицистические статьи

Временные правила ген [ерала] – адъют [анта] Ванновского предусматривают организацию по курсам, но для каких целей? Исключительно для производства выборов и разрешения вопросов технического характера. В этом, очевидно, раскрывается полное несоответствие между тем, к чему стремятся студенты, и тем, что предлагает министерство. Кто не понимает, что движение, которому правительство открывает такое узкое русло, по существу, направлено на то, чтобы вырабатывать и выражать мнения студенчества по волнующим его вопросам? Оттого и суть реформы должна бы состоять в открытии способов для выработки и выражения подлинных мнений студентов. Если хотят разумно ответить на запросы, а не просто затушить их, если хотят прекратить эру сходок, демонстраций и забастовок, если хотят уравновесить влияние зажигающих речей и конспиративных приемов, то надо организовать студенчество как целое, во всем его составе, провести эту организацию в форме правильных собраний и правильного представительства и опираться на разумное сознание и свободное мнение большинства студентов. Если найдутся вопросы, по которым взгляды властей и студентов разойдутся, пусть имеют право и мужество настоять на своем, но только при свободе образования студенческого мнения можно добиться уважения к непопулярным решениям властей. То, что мы говорим, конечно не обращается к трусливым поклонникам заведенных порядков. Мы знаем, что они с ужасом увидят в таком отношении к совести и взглядам студентов отречение от порядка, передачу управления университетов в руки студентов. Но людям, знающим практику заграничных студенческих ассоциаций и сознающим неизлечимое зло теперешнего положения, равносильного разложению академической жизни, предлагаемые меры не покажутся ни неосуществимыми, ни пагубными. Попытки именно в этом направлении делались на курсовых совещаниях и общеуниверситетских собраниях 1901 года с вольного или невольного разрешения властей. Но при составлении правил все это было оставлено без внимания и единственным намеком на возможность совещаний по общеуниверситетским вопросам являются §§ 16 и 17, допускающие какие-то совещания старост по их инициативе или по предложению начальника заведения, без обозначения цели или компетенции этих собраний, и при том в такой форме, которая, очевидно, должна лишить эти совещания всякого авторитетного характера224: в самом деле, могут ли студенты смотреть на старост, избранных для исполнения известных обычных и чисто практических обязанностей [114] , как на своих представителей для решения вопросов исключительной важности? Странная постановка всей этой стороны дела в какой-то полутьме весьма характерна для русской бюрократии, но не обещает успеха самому начинанию.

Не менее характерно и неудачно то, что касается руководства студенческими обществами и собраниями. «Начальник заведения» повсюду на первом плане, и роль ректора по будущему «новому уставу» обозначается весьма недвусмысленно. Зато для «командируемых» им членов учебного персонала создается поистине удивительное положение. Они призываются к обязанностям полицейских комиссаров за одно с «членами административного персонала», т. е., говоря просто, с помощниками инспектора, и присутствуют в роли пассивных наблюдателей при действиях студенческих собраний, но обязуются доносить о всем случившемся и, в частности, об отклонениях от порядка. Ясно, с какой точки зрения высшее учебное начальство смотрит на профессоров, но не понятно, почему оно рассчитывает на авторитетную поддержку со стороны таких командируемых им соглядатаев [115] 225. По уставу 1884 года унижали профессоров, устраняя их от дел. По новому уставу XX века имеют в виду унизить их еще больше, заставляя их стирать грязное белье для «учебных властей». Нет, начинаниям такого рода нельзя сочувствовать: они лишний раз показывают, до какой степени министерство народного просвещения проникнуто традициями петербургского чиновничества – его близоруким самомнением и циническим формализмом. Про Францию говорят, что, несмотря на все перемены в составе министерств и даже в формах правления, она в действительности управляется неизменным составом централизованной бюрократии, над которой все политические волнения проходят как рябь над поверхностью воды. В России мы присутствуем при подобном же любопытном зрелище: реформенные министерства получают запас идей и исполнителей от реакционных и нисколько не смущаются своим бессилием пред косностью административных привычек. Это несомненно придает государственной жизни последовательный, независимый от случайности характер, но не обнадеживает относительно участи реформенных начинаний.