Россия на Западе: странные сближения

Отдавая дань русским героям, нужно вспомнить и про малоизвестного у нас Лестока. Учитывая, что прусская армия была почти рассеяна, фактически он один, во главе корпуса, лишь наполовину состоявшего из его соотечественников, сохранял честь своего королевства. Генералу было уже семьдесят лет, он начал службу еще во времена Фридриха Великого и возмужал в сражениях Семилетней войны, но до сих пор сохранял ясность рассудка и крепко сидел в седле. Его правой рукой был генерал-майор Кристоф Фридрих Отто фон Дирик.

Поразительно, что союзников отыскал вовсе не Беннигсен, который бессмысленно блуждал по окрестностям и вернулся на поле битвы, когда кризис уже миновал. Лестока нашел один из русских курьеров, от которого пруссак узнал про тяжелое положение левого фланга. И хотя первоначально военачальнику предписывалось действовать на правом, он двинулся на шум баталии и с ходу атаковал французов. «Прибыв на наше левое крыло, Лесток немедленно атаковал деревню Кушиттен, которая была занята французами под начальством Даву. Они были выбиты из деревни, отброшены в березовую рощу и затем в Клейн-Саусгартен, при чем потеряли четыре орудия. Затем они были также вытеснены из занятой ими возвышенности около деревни Кушиттен», – рассказывал Беннигсен.

Лихая атака Лестока превратила героизм Ермолова в успех. К сожалению, отважного полковника, сыгравшего столь важную роль в битве, обошли при награждении. Возможно, всему виной скверный характер Алексея Петровича, который принес ему немало невзгод. Так или иначе, основную заслугу в том, что конная артиллерия удержала левый флаг до подхода пруссаков, приписали графу Кутайсову, за что Александр Иванович получил орден Святого Георгия III степени. Ермолову же последовал более скромный Владимир III степени. Никто не оспаривал замечательной храбрости и сметки Кутайсова (он героически погибнет спустя пять лет в Бородинской битве), но несправедливость по отношению к Ермолову покоробила многих боевых офицеров. Князь Багратион, на глазах которого разворачивалась отчаянная борьба артиллеристов с Даву, даже счел это личным оскорблением и позже высказал жалобу великому князю Константину Павловичу.

Вскоре сражение стихло – земли возле Эйлау были усеяны трупами. Вечером к городу подошел маршал Ней, не оправдавший надежд своего императора и успевший только к шапочному разбору. По легенде, глядя на кровавую картину, открывшуюся его глазам, опоздавший маршал промолвил: «Что за бойня, и без всякой пользы». Действительно, хотя французы и русские потеряли от пятнадцати до двадцати тысяч убитыми и ранеными, а может быть, даже больше, исход сражения нельзя было считать чьей-либо победой. Обе стороны, шокированные понесенными потерями, собирались отойти.

Среди русского командования единственным сторонником отступления был сам Беннигсен. Он указывал на подход к противнику Нея и близость Бернадота, который задерживался из-за хитростей Багратиона, но которого ожидали вот-вот. Практически весь штаб армии настаивал на продолжении битвы; генерал Кнорринг в сердцах даже обнажил шпагу, и его пришлось разнимать с Беннигсеном. Но, несмотря на кипевшие страсти, командующий остался непреклонен. Он не знал в то время, что Бернадот оказался бы возле Эйлау только через два дня, а Бонапарт, не будучи уверенным в завтрашнем триумфе, тоже размышлял о ретираде. Уход русской армии со своей позиции дал Наполеону возможность объявить о своей победе. Впрочем, позже Бонапарт скажет русскому ротмистру Чернышеву: «Если я объявил себя победителем при Эйлау, то только потому, что вам угодно было отступить».

Леонтий Леонтьевич, несмотря на тактический отход, между тем провозгласил победителем себя. И, положа руку на сердце, к тому были основания: ибо никто и никогда прежде не наносил Наполеону такого чудовищного урона. Русские отходили совершенно беспрепятственно, без малейшего намека на преследование со стороны противника. По словам Дениса Давыдова, «французская армия, как расстрелянный военный корабль, с обломанными мачтами и с изорванными парусами, колыхалась еще грозная, но не способная уже сделать один шаг вперед ни для битвы, ни даже для преследования».

По всей Европе заговорили о том, что Бонапарт уже не тот. Император впервые не смог одержать однозначную победу. В кровопролитной битве погибло восемь французских генералов (при Аустерлице только один), в том числе прославленные Дежарден и Опуль. Корпус Ожеро оказался полностью разгромлен. В Петербург привезли шесть захваченных наполеоновских «орлов», пять из которых были взяты 8 февраля, а один в предшествующих боях (французы между тем не захватили при Эйлау ни одного русского знамени). Александр I был весьма доволен этими несомненными свидетельствами успеха: трофеи торжественно провезли перед войсками и доставили в Петропавловский собор. После Прейсиш-Эйлаусского сражения и отчасти под впечатлением от него был учрежден знак отличия военного ордена, впоследствии известный как Георгиевский крест – высшая русская награда для нижних чинов.