Россия на Западе: странные сближения

Не случайно Оноре де Бальзак сделал своего героя, полковника Шабера, участником этой знаменитой атаки. Бальзаковский персонаж был тяжело ранен, сочтен погибшим и возвратился во Францию через много лет, когда его жена уже вторично вышла замуж за состоятельного человека и отказалась признавать в больном искалеченном старике того самого Шабера. Вот как несчастный ветеран Эйлау рассказал о своих злоключениях поверенному Дервилю:

«Мы прорвали три неприятельских линии, но враг быстро сомкнул ряды, и тогда нам пришлось пробиваться обратно, к своим. В ту минуту, когда мы уже добирались до императорской ставки, я наскочил на крупный кавалерийский разъезд противника. Я кинулся на этих упрямцев. Два русских офицера – оба настоящие великаны – разом налетели на меня. Один из них ударил меня саблей по голове и глубоко раскроил мне череп, разрубив и каску, и черную шелковую ермолку, которую я, по своему обыкновению, всегда надевал под нее. Я упал с лошади. Мюрат поспешил нам на выручку, но и он, и весь его отряд – как-никак полторы тысячи человек – промчались над моим телом».

Кому удалось выбраться из пекла, так это отчаянному Лепику. Бонапарт сказал ему по возвращении: «Я знал, что у меня лучшая в мире пехота, но теперь я вижу, что у меня и лучшая в мире кавалерия». Однако итог кавалерийского смерча не давал Наполеону особенных поводов для радости. Как точно заметил Сергей Волконский:

«Эта отчаянная и успешная атака имела бы для нас губительные последствия, но, не быв поддержана, оказалась ничем, то есть: cela n’a ete qu’un beau fait d’armes consequense – это было не более как прекрасный поступок без последствий!»

Отсутствие «последствий» прекрасного поступка воодушевило уже русские войска. Глядя на потрепанную отступающую кавалерию, и Денис Давыдов, и Александр Бенкендорф были уверены: контратака в этот момент принесла бы русским безоговорочную победу. Ждали приказа главнокомандующего. Но неожиданно выяснилось, что Беннигсен куда-то подевался! Его загадочное исчезновение позднее вызвало много слухов и пересудов, вплоть до обвинений в дезертирстве. Сам Леонтий Леонтьевич уверял, что он отправился навстречу к подходящему корпусу Лестока и… заблудился. Не верить генералу причин нет, он неоднократно демонстрировал свою храбрость в бою, но следует признать: эта заминка, а Беннигсена не было на поле боя несколько часов, дорого обошлась русской армии, возможность решить все в свою пользу была упущена.

Между тем к месту сражения наконец-то в полном составе подошел корпус Даву. Он нанес мощный удар по русскому левому флангу, буквально сминая его. Казалось, чаша весов вновь клонится на сторону французов. В этот роковой момент был тяжело ранен командующий русскими резервами генерал Дохтуров, и его вынужденно заменил несгибаемый Багратион. В рядах царской армии чувствовалось замешательство; одно верное решение или одна ошибка могли изменить все. К счастью, произошло первое: дежурный генерал-лейтенант Петр Александрович Толстой несколько робко, но все же перебросил с правого фланга на левый две роты конной артиллерии под командованием будущего покорителя Кавказа, а тогда еще малоизвестного полковника Ермолова.

«Граф Толстой махнул рукою влево, и я должен был принять сие за направление, – вспоминал Алексей Петрович. – Я не знал, с каким намерением туда я отправляюсь, кого там найду, к кому поступаю под начальство… Прибыл я на обширное поле на конечности левого фланга, где слабые остатки войск едва держались против превосходного неприятеля, который подвинулся вправо, занял высоты батареями и одну мызу, почти уже в тылу войск наших».

Ермолов организовал оборону и завязал с французами жаркую артиллерийскую дуэль. Чуть позже к нему подошла еще одна артиллерийская рота под командованием графа Кутайсова. Они поломали план Даву расчленить русскую армию, задержали французов на два часа и буквально дотерпели до того момента, когда на левом фланге появился долгожданный прусский корпус.