Три месяца понадобилось обоим противникам, чтобы привести себя в относительный порядок после прейсиш-эйлаусских потрясений. Бонапарт искал случая для нового решающего сражения, чтобы восстановить репутацию и наконец положить Россию на лопатки. Между тем Беннигсен, не проиграв Наполеону, в конце концов испытал некоторое головокружение от успехов и публично обещал расправиться с грозным противником в ближайшее время. Собственно, от него этого и ждали, и требовали.
Визави попробовали друг друга на зубок в сражении при Гейльсберге, где французские атаки на укрепленные позиции русских оказались уверенно отбиты. После этого император французов решил ударить по тылам противника и двинулся к Кенигсбергу. Прикрывать свой фланг он отрядил корпус маршала Ланна, который был отделен от основных сил и выглядел легкой добычей.
У Беннигсена было несколько вариантов: к примеру, он мог уйти, не ввязываясь в сражение, но Леонтий Леонтьевич вознамерился атаковать Ланна, над которым имел подавляющее численное преимущество. Он приказал войскам перебираться на левый берег реки Алле, где находилась его цель.
Место для переправы было крайне неудачным. Река там делает поворот на девяносто градусов, и, таким образом, войска оказались перед водной преградой не с одной, а с двух сторон. Кроме того, хотя численно русских было сорок пять тысяч, а французов всего семнадцать, но позиция оказалась с изъяном: левый фланг царской армии отделялся от центра ручьем и оврагом, что сильно затрудняло переброску сил в случае необходимости.
Все это было бы, конечно, поправимо, если бы не главное: переживая острый приступ мочекаменной болезни, Беннигсен фатально промедлил с атакой, и, пока он готовился нанести смертельный удар Ланну, донесение отнюдь не глупого французского военачальника достигло Наполеона. Тот гениальным полководческим чутьем увидел долгожданную возможность для разгрома русских и отдал приказ стягивать силы к Фридланду. Беннигсен беспечно болел, полагая, что слабый Ланн никуда от него не денется, а тем временем на помощь маршалу шли главные силы французской армии.
Впоследствии Леонтий Леонтьевич посыпал голову пеплом:
«Признаюсь охотно, по совести, что поступил бы лучше, избегнув совершенно этого столкновения. Это вполне от меня зависело, и я, конечно, остался бы верен моей решимости не вступать ни в какое серьезное дело… если бы только ложные сообщения, которым подвержен всякий генерал, не ввели бы меня в заблуждение и если бы все показания пленных, схваченных в разное время и в различных местах, не свидетельствовали единогласно, что по ту сторону Фридланда находятся только корпуса маршалов Ланна и Удино и отряд Домбровского с иностранными полками, но что император Наполеон со всей армией двинулся по дороге к Кенигсбергу».
Ложные сообщения… Сколько же битв проиграно из-за ложных сообщений!
В рядах русской кавалерии при Фридланде в чине корнета отметился Фаддей Булгарин, человек авантюрной судьбы, который после Тильзита окажется на службе у Наполеона и пройдет кампанию 1812 года вместе с Великой армией. Это не помешает ему после войны снова стать русским подданным и снискать славу на литературном поприще: он будет писать верноподданные статьи в журналы и доносы в Третье отделение. Это тот самый Видок Фиглярин, которого как следует прожарит Пушкин в знаменитой эпиграмме. Но надо признать: его воспоминания о Фридландской битве вполне передают нерв событий. Вот как Булгарин описывает утро 2 июня перед сражением, когда русские еще уверены, что противостоять им будет только Ланн.