Россия – наша любовь

В квартире Веры, в которой не было хозяев, мы пользовались полной свободой. Никого из спецслужб как-то не интересовало, что происходит в квартире члена номенклатуры. По вечерам мы читали приносимый на недолго или на подольше перепечатанный на машинке самиздат, и, как обычно, вели беседы на кухне за жаркой картошки. Вадим как раз после долгих перипетий опубликовал рассказ о почтовом вагоне, отчего был невероятно горд. Мы работали в библиотеках, лазили по знакомым, театрам, получая билеты на самые интересные спектакли от Стасика. Позже мы переписывались с ними до тех пор, пока Вера и Вадим не переехали в Мюнхен, где нашли работу на «Радио Свобода». И, как это часто бывает с новыми эмигрантами, они перестали отдавать себе отчет в том, что их письма просматривают, и сообщали о своих новых знакомствах, а каждое новое имя – это повод для допроса адресата. Татьяна Алексеевна Осоргина и другие подобные ей наши корреспонденты никогда бы так не поступили.

Мы не будем перечислять всех москвичей, даже самых милых, с которыми нас свела судьба накоротко или надолго. Это было бы слишком утомительно. Мы были чем-то обязаны каждому, и в каждом, кроме тех, кого лучше всего описывает термин homo sovieticus, мы нашли что-то уникальное, искру понимания, жест доброты. Они тоже были частью «нашей России», как и те, с кем нам не дано было никогда встретиться, или те, с кем мы встречались лишь мимолетно после многолетнего обмена письмами, оттисками и книгами.

* * *

Неудивительно – за пятьдесят лет наших поездок в Советский Союз, а потом и в Россию, при различных обстоятельствах мы столкнулись со множеством людей, в основном связанных с нашей профессией и увлечениями. И как чаще всего бывает – это были мимолетные знакомства, как говорят в России – шапочное знакомство. Мы раскланивались, обменивались общими фразами и расставались. Так бывало со многими писателями тех бурных шестидесятых годов. Мы их ценили, я писал о них книги, но как-то более тесного сближения не происходило. Лишь с некоторыми устанавливалась длительная дружба и переписка. Осталось огромное количество писем, которые теперь разложены и хранятся в нескольких больших коробках. Невозможно даже перечислить всех отправителей и адресатов. Необходимо было провести тщательный отбор.

Были и такие, к которым, несмотря на благоприятные обстоятельства, мы не решались подойти. Стасик Рассадин в одной из последних своих книг пишет, что ему предлагали встречу с Анной Ахматовой. Он не воспользовался этим предложением, подумав: «Чем я могу быть ей интересен?». То же самое удержало нас от встречи с Семеном Липкиным, прекрасным писателем и переводчиком, писавшим и переводившим в стол, человеком необычайно честным и мудрым, с которым мы познакомились на дне рождения Стасика. Это он спас долго считавшуюся утерянной рукопись «арестованного» романа своего друга Василия Гроссмана. Липкин был ближайшим другом и примером для Стасика, который постоянно рассказывал нам о нем. Он держал обиду на Аксенова за то, что тот «втянул» его и Инну Лиснянскую, поэтессу и жену Семена Израилевича, в «Мемориал» (альманах, выпущенный «без цензуры» в единственном экземпляре), что лишило их возможности печататься и заработка.

Друзья по переписке

У нас также было несколько друзей, с которыми мы не познакомились лично, но обменивались письмами, книгами, ксерокопиями (когда они появлялись), оттисками, сообщая друг другу информацию о том, что вышло интересного.