Россия – наша любовь

С нами из Варшавы приехала прекрасная художница Паулина Копестинская, якутка, вышедшая замуж за поляка. В Якутске была организована выставка ее работ из Якутии и Польши. С нами был ее восьмилетний сын Камиль, который воспользовался возможностью навестить бабушку и дедушку. Кто-то все время им занимался, сажал его на плечи. В какой-то момент я вижу, что он сидит на плечах Павла К., и слышу, как тот говорит ему: «Ну что, ты еще наверно на плечах у замминистра не сидел?» (советники премьер-министра вроде бы в ранге замминистра). На что я заметила стоявшему рядом со мной ректору Гданьского университета происходящему из известной кашубской семьи Цейнов: «Вам обязательно надо взять мальчика на плечи. На ректорских плечах он еще не сидел!» Не могу понять, почему наших представителей высшей власти не учат, как вести себя на приемах в их честь. Они плохо знают иностранные языки, поэтому им все время скучно, а на церемониях они даже не в состоянии произнести тост. Незрячая профессор Эва Новицкая и ее опекуны могли высидеть до конца, а эти посреди торжества, не извиняясь, смываются, возможно, даже не подозревая, насколько им не хватает основ воспитания. Во время многих поездок в Россию после 1989 года (раньше у нас вообще не было таких возможностей) мне хватит пальцев одной руки, чтобы сосчитать представителей нашей власти, МИДа, за которых мне не было стыдно. Это была уже упомянутая Иза Ярошиньская, давний сотрудник Института литературных исследований Польской академии наук. Она ушла с поста атташе по культуре и уехала, когда ей не удалось выиграть борьбу с местным мошенником, неким Михайленко, который пытался опубликовать под своим именем опись Центрального исторического архива Петербурга в нашем Государственном архивном управлении. Более того, он представлялся как специалист по польским материалам в архивах, занимающийся Костюшко и его эпохой. Стоит добавить, что в результате публикации им нескольких документов, благодаря помощи Ежи Сковронека, было остановлено издание судебно-следственных материалов дела Тадеуша Костюшко, подготовленных двумя Владимирами: Королюком и Дьяковым. Невосполнимая потеря.

Другим представителем Польши «на своем месте», прекрасно знающим язык и достижения старой и современной России, был в Петербурге и сейчас в Москве историк Иероним Граля, который, как мне довелось в этом убедиться в Архангельске, может вести дискуссию не только в вежливой форме, но со знанием предмета, не скрывая своих взглядов, но никого не обижая и умело устанавливая множество контактов с научной и культурной элитой города на Неве; и, наконец, он издал при небольших вложениях множество интересных работ по истории польского Петербурга. В эту группу людей входит и мой коллега из института, профессор Эугениуш Дурачиньский, о котором еще пойдет речь.

На второй день конференции мы неожиданно получаем сообщение об изменении повестки дня – доклады перенесены на вторую половину, выступление фольклорного ансамбля отменено из-за того, что о своем визите объявил президент Якутии Михаил Николаев, наполовину якут, наполовину русский или обрусевший якут. Действительно, он появляется на сцене в конференц-зале и вместо приветствия произносит короткую речь о важности научных исследований всех иностранцев (немцев, корейцев, не только поляков), русских и якутов. Им особо подчеркивается, что все они были членами Российской Императорской Академии наук, и это самое главное. Произнеся это, он разворачивается и исчезает вместе с сопровождающей его свитой. Сцена подобная той из «Истории одного города» Михаила Салтыкова-Щедрина, когда новоприбывший градоначальник города Глупова на приеме обошел ряды чиновников и «(…) сверкнул глазами, произнес: „Не потерплю!” – и скрылся в кабинет. Чиновники остолбенели; за ними остолбенели и обыватели. (…) – Что ж это такое! – фыркнул – и затылок показал! нешто мы затылков не видали! а ты по душе с нами поговори! ты лаской-то, лаской-то пронимай! ты пригрозить-то пригрози, да потом и помилуй!». А градоначальник только и делал, что все повторял: «разорю!» и «не потерплю!».