Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

Так, когда в начале 1831 г. из Королевства Польского в Австрию направились президент Польского банка граф Л. Ельский и полковник А. Боянович, Татищев озаботился тем, чтобы не допустить их в Вену, но содействовал их контакту с помощником австрийского канцлера князя К. Меттерниха и из первых рук узнал о том, чтó умеренная часть польского революционного правительства хотела передать канцлеру и императору Францу I. Предлагая Габсбургам занять престол будущего польского государства, поляки в то же время были готовы подчиниться Николаю I, но на определенных условиях, заключенных при посредстве Австрии и гарантированных ею. Узнал Татищев и о совете, который был дан польским эмиссарам от имени австрийского монарха, – безоговорочно подчиниться законному государю; об этом Меттерних сообщил также непосредственно в Петербург. Таков же был результат встреч Меттерниха с племянником А. Чарторыского А. Замойским, привезшим в Вену письмо от дяди. О содержании письма канцлер сообщил Татищеву: поляки соглашались подчиниться власти царя, если Вена гарантирует сохранение конституции Королевства Польского и «всех постановлений Венского конгресса, касающихся Польши и провинций, некогда в нее входивших»; предлагалось созвать «специальный конгресс по польским делам» с участием России, Пруссии и Австрии. Меттерних ответил на это, повторив совет императора Франца I полякам – сложить оружие и «положиться на милость» Николая I. Он «любезно вручил» Татищеву запись своих бесед с А. Замойским, из которых явствовало, что вначале Замойский «надеялся добиться от Австрии обещания в ходе дальнейших событий поддерживать идею полной независимости Польши, […] позже он уже ограничился просьбой о ее добрых услугах в вопросе о предоставлении безусловной амнистии, а также о применении в интересах Польши постановлений Венского трактата и сохранении в действии конституционной хартии и воинского устава с подтверждением воинских званий и наград, пожалованных после ноября месяца» (то есть уже во время восстания). «Когда и эта вторая просьба, – сообщал Татищев Нессельроде, – была решительно отклонена по причине тех дружеских чувств, которые император Франц питает к нашему августейшему государю, граф Замойский принужден был в конечном счете удовольствоваться […] письмом, адресованным ему князем Меттернихом, где говорится, что коль скоро лица, руководящие делами в Варшаве, взывают к человеколюбию е. и. и к. апостолического в-ва, то единственный совет, который он может им дать, – это немедленно изъявить покорность и полностью положиться на великодушие государя».

Меттерних не только держал Татищева в курсе всего, что слышал от Замойского, но и привлек посла к организации передачи ответа на письмо Чарторыского. Замойский настаивал на письменном ответе, доказывая, что «слово примирения» должно исходить от Австрии, «ибо совет покориться может возыметь действие лишь в том случае, если будет дан ею». «Канцлер счел нужным прислушаться к этим соображениям, – писал Татищев. – Но дабы показать полякам, что любое сообщение, сделанное ими венскому кабинету, рассматривается здесь лишь после того, как о нем поставлено в известность наше правительство, и что, даже предпринимая усилия для прекращения бессмысленного кровопролития, император Франц не согласится ни на какой шаг, способный ущемить суверенные права нашего августейшего государя или поколебать его дружеские чувства к нему, князь Меттерних предложил, чтобы граф Замойский посетил по пути нашу штаб-квартиру и чтобы его сопровождал туда один из сотрудников посольства». Татищев согласился с этим, так как счел выгодным продемонстрировать повстанческому правительству тесный союз российской и австрийской монархий. К тому же, подчеркивал посол, император Франц «так горячо желал, чтобы его ответ был быстро и надежным способом доставлен в Варшаву и послужил свидетельством его деятельного человеколюбия, что отказаться облегчить графу Замойскому возвращение в Варшаву означало бы с моей стороны не проявить должного внимания к желаниям е. и. и к. апостолического в-ва, которому мы стольким обязаны»[820].