Россия: у истоков трагедии 1462-1584

«Россия - не Европа». Националисты. Вызов Кавелина. Русифицируя Гегеля. «Сравнение невозможно». Интеллектуальное наследство Кавелина. Теория и реальность. «Прелести кнута». Вот как он это делает. Символ прогресса. «Болезнь старого общества». «И страшна была жатва».

«Неизбежность опричного террора». Феномен славянофильства. Что говорит история. Конец парадокса. Капитуляция славянофилов. Тень Курбского. На стороне тирана. Измена кому? Испытание мифа. Жупел олигархии. Ошибка царя? Ошибка Ключевского. А была ли бомба-то? Третьего не дано? Ключевский и Тойнби. Спор Платонова с Ключевским. Спор с Платоновым и Ключевским.

423

Глава 10. ПОСЛЕДНЯЯ КОРОНАЦИЯ?

«Аграрный переворот». «Сплошное недоразумение». Парадокс Покровского. Политический смысл «коллективизации». Новая опричнина. Задание тов. И. В. Сталина. Милитаристская апология опричнины. Дух эпохи. Грехопадение. Средневековое видение. Разоблачение мифа. Традиция сопротивления. Мятеж Дубровского. Серый консенсус. Священная формула. Атаки шестидесятников Маневр Скрынникова. Неудавшееся «переосмысление». Следующее поколение.

489

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Либеральный нигилизм. Вопросы. Случай Ключевского. Довод против-1. Довод за-1. Довод против-2. Довод за-2. Довод против-3. Откуда взялся Фоменко? Довод за-3. Довод против-4.

ВВЕДЕНИЕ

Сентябрь—октябрь 2000 года посвятил я обсуждению в Москве своей незадолго до того опубликованной книги «Россия против России: Очерки истории русского нацио­нализма. 1825—1921 »¹. Тем более казалось мне такое об­суждение важным, что написана книга в жанре, если мож­но так выразиться, предостережения.

В книге больше 350 страниц, но если бы я попытался дать читателю представление о ней в двух фразах, звуча­ли бы они, наверное, так. «Нынешним своим беспример­ным упадком обязана российская культурная элита тому, что после разгрома в 1825 году декабризма предшествен­ники ее, изменив завету Петра, объявили Россию отдель­ной, принципиально неевропейской цивилизацией, по сути противопоставив ее Европе. Сейчас, когда в очередной раз предстоит России выбор исторического пути, не по­вторите ошибку своих предшественников».

Я понимаю, что две выжатые досуха фразы крадут у мысли и сложность аргументации, и живость реальных деталей. Но по крайней мере читатель теперь знает, о чем был спор.

РЕАКЦИЯ ВЫСОКОЛОБЫХ

А был он большой и трудный. В итоге, сколько я могу су­дить, большинство собеседников в многочисленных ауди­ториях, к которым я обращался, — и в дюжине академиче­ских институтов и семинаров, и в печати, и в радиодискус­сиях, и даже по телевидению — со мной не согласилось. И вовсе не потому, что подвергло сомнению достоверность приведенных в книге фактов или серьезность аргументов. Напротив, книга вроде бы всем, включая самых яростных оппонентов, понравилась. Разногласия уходили куда глуб­же. Большинство собеседников отказались представить се­бе Россию органической и неотъемлемой частью Европы.

Соображения были самые разные — от тривиальных до высокорафинированных. Одни, например, недоумевали по поводу того, как нелепо выглядел бы российский слон в тесной посудной лавке Европы, которую еще Констан­тин Леонтьев пренебрежительно назвал когда-то всего лишь «атлантическим берегом великого Азиатского мате­рика». Другим казалось унизительным, что «народу-бого­носцу» следует стремиться в душную, приземленную, без­духовную Европу.