Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Впервые в русской истории политическое инакомыслие осуждалось как религиозная (идеологическая) ересь. Можно сказать, что это был первый политический процесс в Москве. И самым зловещим предзнаменованием было то, что состоялся он, когда так называемое Правительство компромисса, куда на равных входили и иосифлянин Ма- карий, и покровительствовавший нестяжателям Силь­вестр, оставалось еще в полной силе.

Только что оно завоевало Казань, навсегда расстроив планы объединения двух татарских ханств и возрождения Золотой Орды. Только что созвало Земский собор, на ко­тором попыталось примирить противоборствующие поли­тические силы. Ему удалось создать широкую правящую коалицию. Оно задумало большую программу модерни­зации страны — и энергично ее осуществляло. И всем этим, надо полагать, было оно так окрылено, что принесе­ние в жертву либеральной интеллигенции не казалось ему слишком большой трагедией. То была роковая ошибка. Много еще успехов ожидало это реформистское прави­тельство, но будущего у него уже не было.

Хуже всех, однако, пришлось иосифлянам. Напрасно торопились они торжествовать победу. Напрасно думали, что истребление оппонентов сделает их неуязвимыми. Очень скоро раздавит их Грозный царь, которого создали они, можно сказать, собственными руками, и оберет до нитки — без всяких соборов, не спрашивая ничьего согла­сия. Собственной волей станет он поставлять и низлагать митрополитов. И убивать их, когда пожелает.

Смиренный митрополит Филипп, доведенный до край­него предела, дальше которого отступать, не потеряв ли­ца, было невозможно, осмелился высказать Грозному «печалование» о русской земле. Царю, подошедшему к нему в Успенском соборе в шутовском опричном платье, Филипп бросил в лицо горькие слова: «Не узнаю царя в та­кой одежде. Не узнаю его и в делах царства. Убойся суда Божия. Мы здесь приносим бескровную жертву, а за алта­рем льется кровь неповинная»⁴⁹. Он был низложен, а по­том задушен. Еще раньше пали протопоп Сильвестр, и гла­ва Правительства компромисса Адашев, и глава Земщины Челяднин-Федоров, и руководитель внешней политики Москвы дьяк Висковатый — все без различия чина и зва­ния, кто отваживался перечить воле кровавого владыки, которая отныне сделалась единственным законом на Москве, и единственной церковью, и единственной верой.

Трижды, по крайней мере, заставил Грозный иосифлян заплатить за безрассудную расправу с оппонентами бес­примерным страхом и унижением. В первый раз принудил он их всем Собором участвовать в омерзительной коме­дии процесса над их собственным главою, митрополитом Филиппом. Вторично, когда без всяких ссылок на Библию и левитские книги ограбил псковские и новгородские мо­настыри. И в третий раз, наконец, когда поставленный им вместо себя шутовской «царь» татарин Симеон отобрал вдруг в один прекрасный день у монастырей все льготные грамоты, выданные им за столетия, и потребовал разори­тельную мзду за их возвращение. Такова была страшная царская шутка.

Так расплатились иосифляне за свои католические ил­люзии, за то, что не поняли: перед ними не Иван III, кото­рому можно было противоречить, при котором не прихо­дилось расплачиваться головой за политические разно­гласия. Они думали, что, возвеличивая царя до небес и соблазняя его самодержавной властью, смогут держать его в руках. Оказалось, что они выпустили на волю чудо­вище.

В этом смысле можно сказать, наверное, что не знаме­нитый государственный переворот 1560-го стал началом трагедии России. В действительности началась она с по­ражения первостроителя в 1503 году и с практически не­замеченного экспертами истребления иосифлянами своих либеральных оппонентов полвека спустя.

Почему просмотрели это эксперты? Никто, наверное, не сказал об этом лучше — и горше, — чем Василий Оси­пович Ключевский: «Нашу русскую историческую литера­туру нельзя обвинить в недостатке трудолюбия, она мно­го работала, но я не возведу на нее непраслину, если ска­жу, что она сама не знает, что делать с обработанным ею материалом»⁵⁰.

Глава 4 ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Ивану IV было три года, когда в 1533-м умер его отец, великий князь Василий. В семь он потерял мать. Почуяв слабину наверху, российская знать взбесилась. Многочис­ленные клики царских родственников и мощные боярские кланы передрались между собою насмерть. На протяже­нии десятилетия одна жадная олигархия сменяла другую. О стране не думал никто. Слава Богу, до гражданской войны, в отличие от аналогичной схватки Алой и Белой розы в Англии, дело в Москве не дошло. Но хаос и сумя­тица посеяны были страшные.

Россия, дрейфовавшая без руля и без ветрил, сперва от­чаянно затосковала по Васильевой стагнации (практикуйся в те поры опросы общественного мнения, непременно ока­зался бы никчемный Василий самым популярным полити­ком в тогдашней Москве). Но затем страна, никогда надол­го не примирявшаяся с олигархией, взорвалась. Дело до­шло до массовых волнений в городах и открытого мятежа в столице. Москва чуть не сгорела в сильном пожаре...