Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени

Духовный регламент 1721 года не так сильно ранил русское общество, не вызывал замешательства и многоголосых пересудов. Для церковной культуры он стал кульминацией или даже развязкой длительного периода обновления и оздоровления духовенства. Религиозная жизнь обретала с его появлением новую конституцию, перестроенное тело, лишенное пережитков. Культурного шока от его публикации общество не испытало: не было оснований, не было контрастов, чтобы провоцировать шок. Таким образом, обновление культовых правил и внутреннего духовного строения было самым мягким и ожидаемым шагом реформатора. Углы были максимально сглажены, в отличие от других мер, в экономике, политике и культуре, которые на фоне бескровных преобразований церкви смотрелись скорее революционными, чем реформаторскими. Регламент гласит: «Коллегиум правителское под державным Монархом есть и от Монарха уставлено». Текст Феофана Прокоповича писался практически под диктовку Петра. Главным посылом регламента стала административная мера: устранение самостоятельности церкви и создание на ее основе покорного государственного института, прилаженного в коллегиальное устройство. Такой принцип отвечал петровским мыслям о реформах, его симпатиям к протестантским стандартам управления. Феофан Прокопович и Петр суммировали опыт прошедших лет, создав «Регламент или устав духовной коллегии» в форме манифеста. Манифест закреплял ликвидацию патриаршества и передачу его полномочий Святейшему Правительствующему Синоду, имеющему коллегиальную организацию. С русской церковью произошла интересная метаморфоза: сначала государевой рукой ее встроили в систему управления, а затем и вовсе лишили изначальных задач, делегировав их государству, а часть из них вторично делегировав духовенству, но уже не как самостоятельной силе, а как части административного аппарата, сделав их служилыми людьми.

Регламент был не чем иным, как «программой русской Реформации». Он – не общее начертание правил, а идеологический продукт, готовый формировать новое религиозное создание. Его с уверенностью можно назвать декларацией нового мира. Феофан был беспредельно верен царю, местами он даже называет его Христом, не используя привычный для русской практики термин «помазанник Божий». Эта игра слов была бы непростительна на полстолетия раньше, но в пору реформ никто не смел ей перечить. Местами он был до фанатичного предан императору: «Феофан разделял и исповедовал типическую доктрину века, повторял Пуффендорфа, Гроция, Гоббса. Это были, в известном смысле, официозные идеологи Петровской эпохи. Феофан почти веровал в абсолютность государства, – есть только „власть“, и вовсе нет никакой особой духовной власти („папежский се дух“). Он исходит из известного реформационного принципа или постулата: cujus regio, ejus religio[9]. Государь, и именно как государь (Landesherr), есть „хранитель обеих скрижалей“, custos utriusque tabulae. И ему принадлежит вся полнота власти над его землей и на его земле, „верховенство над землею“ (Landeshoheit), всеобъемлющее jus territorii… И Церковь ведь внутри этой его земли…»

Практика православных миссионеров в Сибири. Взаимоотношения светских и духовных властей, политика в отношении прозелитов

Русская церковь, потерявшая в петровские времена значительную часть своего прежнего могущества, сохранила и упрочила стремление к реализации пасторской миссии. В качестве объекта христианизации на сей раз были выбраны прекрасно знакомые русским первопроходцам XVI века ханты и манси, в тогдашнем варианте русского языка именуемые вогулами и вотяками.

Первым остяки Березовского уезда приняли сибирского митрополита Филофея (в монашестве – Феодора), который совершил экспедицию к ним в 1704 г. Повторно он бывал у них в 1707 году. Поездки можно назвать ознакомительными, так как массовое крещение остяков от их «первых жилищ… по Иртышу… в трех днях… от Тобольска» и до самого Обь-Иртышского Севера началось во время миссий 1712, 1713 и 1714 гг. Проповедники воздвигли четыре православных храма, разрушив языческие кумирницы с идолами, чтобы «шайтанов … отнюдь не держали»: «Медного гуся» (покровителя охоты), «Обского старика» (благоприятствовавшего рыбному промыслу), «мастерки шайтана», кумира «серебрено имеющ лицо». Православными стали четыре тысячи прежних идолопоклонников.

В последующие годы христианизация кумиропоклонников Сибири шла ускоренным темпом. В 1714 и 1715 годах православие пришло к вогулам Пелымского уезда. Митрополит Филофей в 1716 и 1718 годах крестил поголовно всех остяков Сургутского уезда, а в 1717 году Христову проповедь познали язычники Томского, Нарымского и Кетского уездов, в 1719 году был христианизирован район Мангазеи. Как водится, во вновь приращиваемых патриархией территориях возводились храмы. Докладывая в Синод, митрополит Антоний указывал, что схимонах Федор «окрестил от остяцкого и татарского народов более четырнадцати тысяч душ».