Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

В это время в Прогрессивном блоке готовили текст декларации. «Надо называть вещи собственными именами», — доказывал П.Н. Милюков. Надо «идти на остановки и даже на белые полосы (в газетах. — К. С.)». Иными словами, надо было резко и определенно заявить свою позицию. Это и есть «парламентская борьба», к которой, по мнению Милюкова, депутаты «до сих пор никогда не прибегали»^{1991}. П.Н. Крупенский, исполняя свои привычные обязанности, поспешил сообщить о готовящемся проекте правительству.

1 ноября была произнесена известная речь П.Н. Милюкова, которая запомнилась по рефрену, повторявшемуся в ходе выступления: «Что это, глупость или измена?» На следующий день после речи лидера кадетов в газетах вместо стенограммы его выступления были белые листы. Речь переписывалась вручную. За ее экземпляр платили 25 руб. Только за возможность прочитать 10 руб.^{1992} Сам же Милюков после «исторического выступления» в целях безопасности провел три ночи в английском посольстве^{1993}. Кадеты серьезно подошли к вопросу охраны своего лидера. Депутат А.А. Эрн писал: «Организована охрана, ездит теперь всегда в автомобиле в сопровождении членов фракции, обладающих физической силой. Я все же настаиваю на том, что важнее оберегать вход и выходы тех мест, где Милюков появляется»^{1994}.

Министры, не желая быть объектами беспощадной критики со стороны депутатов, на заседаниях Думы чаще всего отсутствовали. 4 ноября 1916 г. перед Думой выступали военный и морской министры — Д.С. Шуваев и И.К. Григорович. Они заявили о своей готовности совместно работать с депутатским корпусом. В Думе их провожали громом аплодисментов. Военного министра окружили народные избранники (в том числе и П.Н. Милюков), пожимали ему руку. Шуваева просили изгнать из правительства ненавистных чиновников (имелись в виду, прежде всего, Б.В. Штюрмер и А.Д. Протопопов). Он не возражал, отвечал только, что, будучи солдатом, не вмешивается в политику. «Вот именно, так как Вы солдат, то выгоните их штыками», — настаивали депутаты.^{1995}

Эти демонстрации не остались совсем бесплодными. 8 ноября Николай II писал императрице, что Б.В. Штюрмер неприемлем для Думы и в целом для общества. Его отставка становилась неизбежной^{1996}. 10 ноября Трепов был назначен главой правительства. В тот же день он был у М.В. Родзянко. А к 19 ноября готовилась декларация нового премьер-министра. Характерно, что А.Ф. Трепов согласовал ее с председателем Думы. Тем не менее во время выступления главы правительства представители крайне левой подняли шум, чтобы заглушить его речь. При этом декларацию критиковали не только те, кто решился на обструкцию. Ситуация могла бы окончательно выйти из-под контроля, если бы Трепов не запретил А.Д. Протопопову выступать в Думе в качестве министра внутренних дел^{1997}.

Эффект от «думского штурма» ноября 1916 г. оказался весьма сомнительным. Конец 1916 г. многим напоминал конец времен. «Мы накануне таких событий, которых еще не переживала мать Святая Русь, и нас ведут в такие дебри, из которых нет возврата… Необходимо принять быстро некоторые меры, чтобы спасти положение», — писал М.В. Родзянко кн. А.Б. Куракину 26 декабря 1917 г.^{1998} На следующий день, 27 декабря, В.А. Маклаков так определял характер и масштабы уже переживаемой катастрофы: «У нас все время говорят о назревающей или, вернее, уже совершенно созревшей революции, но внешних признаков ее пока нет. Это может казаться загадочным, а правым оптимистам внушает даже уверенность, что никакой революции и не будет. Но бесспорно то, что сейчас в умах и душах русского народа происходит самая ужасная революция, какая когда-либо имела место в истории. Это не революция, это — катастрофа, рушится целое вековое миросозерцание, вера народа в Царя, в правду Его власти, в ее идею как Божественного установления. И эту катастрофическую революцию в самых сокровенных глубинах душ творят не какие-нибудь злонамеренные революционеры, а сама обезумевшая, влекомая каким-то роком власть. Десятилетия напряженнейшей революционной работы не могли бы сделать того, что сделали последние месяцы, последние недели роковых ошибок власти». В итоге, по мнению Маклакова, правительство оказалось в абсолютном одиночестве, лишенное каких-либо «точек опоры», какой-либо социальной поддержки: «Сейчас это уже не мощная историческая сила, а подточенный мышами, внутри высохший, пустой ствол дуба, который держится только силой инерции, до первого страшного толчка. В 1905 г. вопрос шел только об упразднении самодержавия, но престиж династии все еще стоял прочно и довольно высоко. Сейчас рухнуло именно это — престиж, идея, вековое народное миросозерцание, столько же государственное, сколько и религиозное»^{1999}.