Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Кому-то могло показаться, что император в действительности прав. События первых месяцев 1917 г. как будто бы не предвещали скорый крах режима. Наоборот, «ноябрьское выступление» депутатов не принесло ожидаемых плодов. Его инициаторы чувствовали себя неуверенно, опасаясь (напрасно) возможного возмездия. Страстные думские речи не печатались в газетах, а если и публиковались, то с большими купюрами. По впечатлениям депутатов, спала активность комиссионной работы. Депутаты не могли собрать даже бюджетную комиссию, которая была наиболее дисциплинированной из всех. Товарищ ее председателя Г.А. Фирсов отмечал, что «вообще нет надобности назначать заседание комиссии, так как нет необходимости спешить с рассмотрением бюджета»^{2010}. Прогрессивный блок не решался выносить наиболее спорные вопросы на ее рассмотрение, опасаясь нового витка конфликта с правительством. Как писал 28 января депутат И.Ф. Половцев, «в бюджетной комиссии работа идет мирно, но это и понятно… трудных, бурно проходящих смет пока не ставили, ну а на переселении, коннозаводстве, таможне и военных нуждах никто шуму делать не захочет. Другое дело — внутренние дела, Синод, народное просвещение — там ручаться ни за что нельзя»^{2011}. Над Думой, будто бы дамоклов меч, висела угроза разгона. Новый премьер Голицын заявил одному из лидеров националистов П.Н. Балашеву, что указ (о роспуске. — К. С.) у него в кармане, и он не потерпит ни одной минуты, если надо будет»^{2012}.

Сам же Прогрессивный блок был на грани развала. Логика политической борьбы предполагала эскалацию напряжения и соответственно использование более решительных средств давления на правительство. 7 февраля 1917 г. на заседании Прогрессивного блока рассматривалась возможная тактика депутатов во время первого заседания, намеченного на 14 февраля. Однако в ходе дискуссии выяснилось, что далеко не все представители думского большинства были за то, чтобы придать первому заседанию «политически-декларативный» характер. В итоге, вопреки желанию многих членов Прогрессивного блока, 14 февраля прошло весьма буднично. Как доносил чиновник особых поручений Л.К. Куманин, «в связи с провалом плана блока в первый день открытия сессии показать стране ярко оппозиционное лицо Государственной думы, поздно вечером состоялось совещание лидеров фракций, входящих в состав блока, которые просили П.Н. Милюкова значительно усилить оппозиционность его завтрашней речи»^{2013}.

Выступление Милюкова лишь обострило противоречия внутри блока. Земцы-октябристы и прогрессивные националисты выступили активно против лидера кадетов и в поддержку критикуемого им министра земледелия А.А. Риттиха. По словам националиста А.И. Савенко, «в блоке ссора из-за продовольственного вопроса. Кадеты в прошлом году посадили нас и всю Россию в лужу твердыми ценами, да еще на все сделки. Теперь они стремятся в своем политическом ослеплении затянуть на шее России петлю твердых цен и проч. Но мы не допустим этого. Милюков резко напал на Риттиха и, между прочим, сравнил его с Сухомлиновым. Это вызвало целый взрыв, и мы решили дать отпор кадетам. И дали его. Теперь все на этом и вертится»^{2014}.

Политическая система вроде бы не была поколеблена и после чрезвычайно резкого выступления А.Ф. Керенского, которое вошло в стенографический отчет лишь с существенными купюрами. И все же выдержки из этой речи стали известны публике в передаче очевидцев: «Дело не в вас (жест по направлению к ложе министров), а в вашем хозяине… Распутинское самодержавие… На знамени нашей партии написано: террор и оправдание тираноубийства… Система безответственного деспотизма… У нас до сих пор существует представление о государстве как о вотчине, где есть господин и холопы… Сконцентрирование у Верховной Власти всех подонков общественности… Необходимость физического устранения нарушителей закона… Необходимость уничтожения средневекового режима…»^{2015}

Вполне закономерно опасаясь санкций, которые могли последовать в отношении Керенского, руководство Думы отказалось предоставить правительству стенографические записи выступления левого оратора, ограничившись официально утвержденным и заметно «почищенным» стенографическим отчетом: «Подлинным стенографическим отчетом следует считать тот отчет, который разрешен к печатанию председателем Государственной думы; стенографическая запись есть только материал для составления отчета, иначе — документ внутреннего распорядка Государственной думы, а потому он не может быть представлен по требованию административных ведомств»^{2016}.