Читаем Россiя въ концлагере полностью

Такое же морозное январьское утро, какъ и въ день нашей отправки изъ Питера. Та же цeпь стрeлковъ охраны и пулеметы на треножникахъ. Кругомъ -поросшая мелкимъ ельникомъ равнина, какiе-то захолустные, заметенные снeгомъ подъeздные пути.

Насъ выгружаютъ, строятъ и считаютъ. Потомъ снова перестраиваютъ и пересчитываютъ. Начальникъ конвоя мечется, какъ угорeлый, отъ колонны къ колоннe: двое арестантовъ пропало. Впрочемъ, при такихъ порядкахъ могло статься, что ихъ и вовсе не было.

Мечутся и конвойные. Дикая ругань. Ошалeвшiе въ конецъ мужички тыкаются отъ шеренги къ шеренгe, окончательно разстраивая и безъ того весьма приблизительный порядокъ построенiя. Опять перестраиваютъ. Опять пересчитываютъ...

Такъ мы стоимъ часовъ пять и промерзаемъ до костей. Полураздeтые урки, несмотря на свою красноиндeйскую выносливость, совсeмъ еле живы. Конвойные, которые почти такъ же замерзли, какъ и мы, съ каждымъ часомъ свирeпeютъ все больше. То тамъ, то здeсь люди валятся на снeгъ. Десятокъ нашихъ больныхъ уже свалились. Мы укладываемъ ихъ на рюкзаки, мeшки и всякое борохло, но ясно, что они скоро замерзнутъ. Наши мeропрiятiя, конечно, снова нарушаютъ порядокъ въ колоннахъ, слeдовательно, снова портятъ весь подсчетъ. Между нами и конвоемъ возникаетъ ожесточенная дискуссiя. Крыть матомъ и приводить въ порядокъ прикладами людей въ очкахъ конвой все-таки не рeшается. Намъ угрожаютъ арестомъ и обратной отправкой въ Ленинградъ. Это, конечно, вздоръ, и ничего съ нами конвой сдeлать не можетъ. Борисъ заявляетъ, что люди заболeли еще въ дорогe, что стоять они не могутъ. Конвоиры подымаютъ упавшихъ на ноги, тe снова валятся на земь. Подходятъ какiе-то люди въ лагерномъ одeянiи, -- какъ потомъ оказалось, прiемочная коммиссiя лагеря. Насквозь промерзшiй старичекъ съ колючими усами оказывается начальникомъ санитарной части лагеря. Подходитъ начальникъ конвоя и сразу набрасывается на Бориса:

-- А вамъ какое дeло? Немедленно станьте въ строй!

Борисъ заявляетъ, что онъ -- врачъ и, какъ врачъ, не можетъ допустить, чтобы люди замерзали единственно вслeдствiе {58} полной нераспорядительности конвоя. Намекъ на "нераспорядительность" и на посылку жалобы въ Ленинградъ нeсколько тормозитъ начальственный разбeгъ чекиста. Въ результатe длительной перепалки появляются лагерныя сани, на нихъ нагружаютъ упавшихъ, и обозъ разломанныхъ саней и дохлыхъ клячъ съ погребальной медленностью исчезаетъ въ лeсу. Я потомъ узналъ, что до лагеря живыми доeхали все-таки не всe.

Какая-то команда. Конвой забираетъ свои пулеметы и залeзаетъ въ вагоны. Поeздъ, гремя буферами, трогается и уходитъ на западъ. Мы остаемся въ пустомъ полe. Ни конвоя, ни пулеметовъ. Въ сторонкe отъ дороги, у костра, грeется полудюжина какой-то публики съ винтовками -- это, какъ оказалось, лагерный ВОХР (вооруженная охрана) -- въ просторeчiи называемая "попками" и "свeчками"... Но онъ насъ не охраняетъ. Да и не отъ чего охранять. Люди мечтаютъ не о бeгствe -- куда бeжать въ эти заваленныя снeгомъ поля, -- а о тепломъ углe и о горячей пищe...

Передъ колоннами возникаетъ какой-то расторопный юнецъ съ побeлeвшими ушами и въ лагерномъ бушлатe (родъ полупальто на ватe). Юнецъ обращается къ намъ съ рeчью о предстоящемъ намъ честномъ трудe, которымъ мы будемъ зарабатывать себe право на возвращенiе въ семью трудящихся, о соцiалистическомъ строительствe, о безклассовомъ обществe и о прочихъ вещахъ, столь же умeстныхъ на 20 градусахъ мороза и передъ замерзшей толпой... какъ и во всякомъ другомъ мeстe. Это обязательные акафисты изъ обязательныхъ совeтскихъ молебновъ, которыхъ никто и нигдe не слушаетъ всерьезъ, но отъ которыхъ никто и нигдe не можетъ отвертeться. Этотъ молебенъ заставляетъ людей еще полчаса дрожать на морозe... Правда, изъ него я окончательно и твердо узнаю, что мы попали на Свирьстрой, въ Подпорожское отдeленiе Бeломорско-Балтiйскаго Комбината (сокращенно ББК).

До лагеря -- верстъ шесть. Мы полземъ убiйственно медленно и кладбищенски уныло. Въ хвостe колонны плетутся полдюжина вохровцевъ и дюжина саней, подбирающихъ упавшихъ: лагерь все-таки заботится о своемъ живомъ товарe. Наконецъ, съ горки мы видимъ:

Вырубленная въ лeсу поляна. Изъ подъ снeга торчатъ пни. Десятка четыре длинныхъ досчатыхъ барака... Одни съ крышами; другiе безъ крышъ. Поляна окружена колючей проволокой, мeстами уже заваленной... Вотъ онъ, "концентрацiонный" или, по оффицiальной терминологiи, "исправительно-трудовой" лагерь -- мeсто, о которомъ столько трагическихъ шепотовъ ходитъ по всей Руси...

ЛИЧНАЯ ТОЧКА ЗРEНIЯ

Я увeренъ въ томъ, что среди двухъ тысячъ людей, уныло шествовавшихъ вмeстe съ нами на Бeломорско-Балтiйскую каторгу, {59} ни у кого не было столь оптимистически бодраго настроенiя, какое было у насъ трехъ. Правда, мы промерзли, устали, насъ тоже не очень ужъ лихо волокли наши ослабeвшiя ноги, но...

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука