Во дворце Распутин считался святым и целителем, наделенным сверхъестественными силами. Такие заслуживающие доверия свидетели, как преданный камердинер царя Чемодуров и семейный врач Д. Деревенько, не раз рассказывали мне, что Распутин неоднократно останавливал кровотечения у больного мальчика. Однако они отмечали, что Распутин неизменно приходил к постели ребенка, когда кризис уже почти миновал и кровотечение бы остановилось само собой. Но самые разоблачительные факты я узнал от верной старой фрейлины Елизаветы Алексеевны Нарышкиной («Зизи»). Она знала и любила царя, которого звала «Ники», с самого его рождения. Присущие царю непостоянство и неуверенность она объясняла главным образом влиянием людей, окружавших наследника в пору его взросления, а также тяжелой рукой его сурового отца. Как она рассказывала мне, Александр III сломил волю своего чувствительного старшего сына, превратив его в неискреннего, скрытного и даже коварного человека. Но больше всего Нарышкина винила царицу – хотя вовсе не за ее немецкое происхождение, которое служило причиной многочисленных нападок на царицу во время войны. Г-жа Нарышкина совсем по-другому подходила к трагедии царской семьи, рассматривая ее с внутренней, семейной точки зрения. Она категорически отвергала мнение, бездумно разделявшееся большинством даже очень близких к трону людей, будто бы царица была всецело предана интересам Николая II. У Нарышкиной сложилось впечатление, что «Ники» и его дочери составляли одну группу, в то время как Александра Федоровна и ее сын держались в стороне. «И все из-за него (царевича)», – говорила мне Нарышкина с каким-то смехотворным негодованием. Кроме того, она намекала, что вдовствующая императрица, близко знакомая с жизнью императорской четы, считала источником всех несчастий свою невестку. Мне стало ясно, что причина душевного недуга царицы и трагедии не только царя, но и всей империи каким-то образом связана с рождением наследника. Подлинная история частной жизни царицы не опубликована и, вероятно, никогда не станет достоянием гласности. Но если только не допустить, что какие-то личные, интимные обстоятельства так повлияли на Александру Федоровну, что полностью ее изменили, невозможно никак объяснить ту мрачную драму, что разворачивалась в те годы в Царском Селе. Подруга и конфидентка царицы Анна Вырубова все знала, но ничего не рассказала нам в своих полувымышленных мемуарах. После убийства царской семьи главный камердинер царя Чемодуров обронил зловещий намек о «наказании за ужасный грех».
Распутин превосходно вписывался в представления царицы о России. Он воплощал в себе «священный союз» короны с крестьянством, а следовательно, был орудием Провидения. Все сообщения об аморальности Распутина просто отметались как клевета. Распутин соблазнил няньку царевича Вишнякову. Не в силах удержать последствия в тайне, она в конце концов призналась царице, но так велик был авторитет Распутина, что Александра Федоровна восприняла это признание как попытку оклеветать святого человека. Воспитанием царевен по семейной традиции занималась Софья Ивановна Тютчева – фрейлина, входившая в узкий придворный круг. Привычку Распутина в любое время дня и ночи без предупреждения появляться в покоях ее подопечных она считала абсолютно нетерпимой. Но царица оказалась глуха к негодованию г-жи Тютчевой, и фрейлине пришлось уйти в отставку. В конце концов вмешался царь, и Распутина попросили воздержаться от неожиданных визитов к юным царевнам.
Едва ли царь не верил донесениям о поведении Распутина за стенами дворца, особенно исходившим от таких преданных и доверенных слуг короны, как премьер-министр Коковцов, председатель Думы Родзянко, обер-прокурор Священного синода Самарин и генерал Джунковский, заместитель министра внутренних дел и начальник полиции, который, помимо того, был личным другом царя.