Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

Со временем такие упоминания встречаются все чаще. Так, вкладная книга Троице-Сергиева монастыря содержит тринадцать записей о дарах (собственно, вкладах, то есть своеобразных пожертвованиях) золотных шуб в обитель; их можно разделить на три группы: это шубы, покрытые золотным бархатом, золотным атласом и золотной камкой. Пять шуб из золотного бархата: «шуба горностальная (горностаевая. – Б. Ш., Д. Л.) под бархатом на золоте» (1533), «шуба белья под золотным зеленым бархатом» (1551), «шуба горностальная под зеленым бархатом на золоте, на ней 7 пугвиц серебряных» (1557), «шуба бельи черевья под бархатом червчатым золотным, а на ней 9 пугвиц серебряных позолочены» (1557), «шуба соболья под бархатом золотным» (1581)[165]. Четыре шубы из золотной камки: «шуба черева бельи под камкой вишневой з золотом» (1537), «шуба белья под золотной камкой, у ней 11 пугвиц серебряных» (1544), «шуба белья под золотой камкой» (1545), «шуба соболья под золотной камкой» (1594)[166]. И три из золотного атласа: «шуба горностайна под золотным отласом, а у ней 13 пугвиц» (1538), «шуба черева бельи под золотным отласом, а у ней пугвицы серебряные» (1545), «шуба отлас золотной червчат на соболях» (1581–1582)[167].

В некоторых случаях мы можем установить причины дарения. Шубы из царской казны даровались, прежде всего, за военные подвиги. Так Борис Годунов получил русскую шубу с плеча царя Федора Иоанновича «за прогнание крымских татар» (1591)[168]. Шубы служили авансом перед началом царской службы. Так получил свою соболью шубу, покрытую узорчатым (травчатым) золотным бархатом, английский доктор Стендиш, прибывший в Москву для лечения семьи Ивана Грозного (1557)[169]. Несколькими шубами был пожалован ливонский дворянин Иоганн Таубе после поступления на русскую службу (1563)[170]. Золотую шубу, как мы помним, получил от Василия III дипломат Сигизмунд Герберштейн. Шубы раздавались в ознаменование событий, важных для государства в целом и для царя лично; случалось, что обе причины объединялись. Так, Иван Грозный одаривал царедворцев «государевыми шубами… без числа» по случаю рождения первенца и наследника осенью 1552 года[171].

Именно в золотной шубе удачно совместились две исторически сложившиеся формы дарения – золотом и одеждой. Шуба, покрытая золотной материей, была особым, статусным и желанным даром. Она наилучшим образом отвечала требованиям официального церемониала дарения, поскольку красота крупного рисунка золотной ткани и ее плотность хорошо сочетались с монументальностью формы, лишенной мелких деталей. Доминирование в ткани верха шубы не цвета, а золота также «вызывало определенные смысловые ассоциации, поскольку с древнейших времен золото являлось опосредованным символом царственной власти, знаком богатства и могущества»[172].

Очевидно, что золотная шуба как предмет дарения имела некий особый смысл. Золото, повторим еще раз, с древности ассоциировалось с сакральной стороной власти, а ее вещественным выражением служили златотканые одежды властителя. В древних религиях золотой цвет был символом солярных божеств, дарующих людям свет и жизненную силу[173].

Значение золотной царской шубы как особого дара связано с довольно архаичными представлениями о даре вообще: модели архаики вполне способны к жизни и в развитых культурах. С древности дар воспринимался как символ материального блага, связанный со стремлением дать другому что-то имеющееся в избытке. Так сильные мира сего передавали часть жизненной силы, делясь не только материальным благом, но и успехом и удачей, не без помощи которых это благо было получено[174]. Особое значение в системе даров имел правитель, который, в свою очередь, был тесно связан с идеей общего жизнеобеспечения: от его удачи и везения зависела жизнь подданных. Хороший правитель не только обеспечивал материальное благополучие своего народа с помощью незаурядных организаторских способностей, но, что считалось не менее важным, с помощью особой счастливой судьбы[175].

Эти идеи нашли отражение в русских традиционных представлениях[176], где правитель воспринимался как особая мистическая фигура в пространстве понятия о Доле – везении и счастье, которые даются не каждому, но ими, безусловно, должен обладать и обладает истинный (идеальный) правитель. Простой человек имеет возможность приобщиться к Доле счастливого обладателя везения и удачи, в особенности же – царя. Поэтому с архаичных времен любой властитель был не просто носителем счастливой Доли, но и ее дарителем (по сути, подателем блага)[177].