Итак, в XVII веке шубы прочно вошли в обиход и стали важной частью повседневного быта и материальной культуры. Огромное значение меха в этом столетии следует связывать не столько с его сакральным значением, сколько с ведущей ролью в экономике[305]
. Расцвет пушного промысла и торговли был подготовлен как общими изменениями социально-политической и экономической жизни, так и успешной колонизацией Сибири. Пушниной, самой разнообразной по сортности и качеству, много и охотно торговали во всех сколько-нибудь значительных торговых центрах страны; она же была одним из главнейших экспортных товаров. Громадные доходы от пушного экспорта, сравнимые с доходами от высокоприбыльной британской торговли индийскими пряностями[306], стимулировали дальнейшее развитие культурной стратегии российского царства по экстенсивному типу.Глава 5
Прежде чем перейти к следующей главе, связанной уже с новым, имперским периодом в истории меха, необходимо сделать небольшое отступление. Это поможет лучше понять то важное место, которое он занимал в обрядах и обычаях русского народа. Большинство этих обычаев сложились уже к XVI веку, пережили свой расцвет в XVII веке, а затем переместились в область низовой культуры с ее простыми культурными смыслами.
Начнем с рассмотрения свадебного обряда, который по праву считается одним из самых архаичных ритуалов в системе русских празднеств. При систематизации магических действий, которые совершались на русских свадьбах, были выделены восемь типов магических обрядов; особую роль получила оплодотворяющая (карпогоническая) магия, обеспечивающая молодым плодовитость, богатство и достаток[307]
. Для реализации этой функции народная традиция привлекала шубы, сырые шкуры и выделанный мех[308].Судя по сохранившимся источникам, эти составляющие были частью свадебного обряда уже в XVI веке, а возможно, и гораздо ранее этого времени. По «Домострою», литературному памятнику XVI века, свадебный чин открывался сговором, где будущий тесть вручал жениху традиционные для русской культуры дары – кубок, отрезы дорогих тканей и сорок соболей. Так, Борис Годунов, решив выдать дочь за шведского принца (1599), щедро одаривал будущего зятя серебряной посудой, бархатом, атласом, парчой, драгоценностями, лошадьми в богатом убранстве и многими сортами «всякого рода пушнины»[309]
. Второй день сговора был отмечен женскими дарами – от будущей тещи к матери жениха; дарами были все те же ткани и соболя.Свадебные наряды гостей и действующих лиц обильно украшались мехом. Нарядом новобрачной в первый свадебный день была шубка; сваха надевала бобровое ожерелье, шубку, зимой – каптур. В каптурах, шубках и бобровых ожерельях были и «боярские боярыни» со стороны невесты; в меховых шапках – «поезжане» жениха. На второй день свадьбы новобрачная надевала «летник бел, шубку золотную, шапку горлатную».
Рядом со свадебной постелью были приготовлены две нагольные шубы – для жениха и невесты; они надевались непосредственно перед интимной близостью. По всем четырем углам свадебной постели ставилось угощение «с розным питием, с меды и квасы», украшенное связками из пары соболей. Еще одна пара соболей требовалась для обряда венчания – «а как венчаются, на подножие положити пара соболей, разняв – под новобрачного соболя, а под новобрачную – другой»[310]
.Соболями украшался и свадебный пир: так, на пиру Василия III и Елены Глинской (1526) местá для новобрачных были убраны двумя сороками черных соболей; третий сорок служил для опахивания (обмахивания) жениха и невесты. Брачные свечи стояли в подсвечниках, обогнутых самыми дорогими соболями[311]
. Важной частью обряда считалось «осыпание» новобрачных, которое «представляло собой перемешанные с хмелем монеты, кусочки шелка и двадцать семь „лоскутковъ собольихъ“. Осыпание… новобрачных… символизировало укрепление здоровья, репродуктивной силы молодоженов, привлечение в их семью счастья и богатства»[312]. Молодых осыпали дважды – во время обряда чесания волос и перед спальным покоем. В церкви соболей бросали под ноги новобрачным.В народной среде заменителем соболиного меха мог выступать мех куницы – ближайшей родственницы соболя, чей мех внешне несколько похож на соболиный. В это же время складывается песенная традиция свадебного обряда, где невеста сравнивается с куницей:
В другой песне пелось: