Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

К сожалению, меховые вещи Петра I из-за нерадивости их хранителей были попорчены молью и не сохранились, за исключением нескольких кафтанов, отделанных мехом[417]. Но до наших дней дошел царский портрет в рысьих мехах (Ян Купецкий. Портрет Петра I. 1711–1712). В описях имущества русской аристократии стали известны: меховая казна галанта и модника Виллима Монса, чьей гордостью были два «арсамаха» и одна рысь (1723–1724); сановника Артемия Волынского – черная дикая персидская собака, барс, рысь, бобер, сибирский волк, медведна (1740); барс, рысь и росомаха – Александра Кикина (1718)[418].

Так, оригинальные и эффектные изделия из меха калана и других «мужских» мехов, практически не использовавшиеся в женском костюме галантного века, стали характерным атрибутом костюма брутальных покорителей северных территорий, а затем и широкого круга русских аристократов.

«Епанча с горностаи» и другие предметы меховой роскоши

К рубежу XVII – XVIII веков костюм русской аристократии представлял причудливое смешение европейских, азиатских и традиционных этнических форм. Ключевым моментом в его развитии стали петровские культурные реформы, призванные превратить Россию в европейскую державу, а конкретной отправной точкой – петровский указ от последних дней декабря 1701 года «О ношении всякого чина людям Немецкого платья и обуви…», затрагивающий обе гендерные группы[419].

Еще по возвращении из Великого посольства[420] в августе 1698 года Петр I установил новый формат царских наград – без шуб, дорогих тканей и сороков соболей. Одно из последних награждений по старому обычаю пришлось на июль 1699 года, когда шуба на соболях была пожалована посланнику Священной Римской империи[421]. Начинается формирование новой наградной (орденской и медальной) системы по западному образцу. Старинный обычай награждения шубами упраздняется; идея о счастливой царской Доле, имеющей материальное выражение в его меховой казне, становится отжившей и ненужной.

С петровскими реформами, противопоставившими «европейскую» культуру меньшинства «азиатской» культуре большинства населения России[422], уходит в прошлое и архаическая сакрализация меха, сохраняясь лишь в традиционной культуре – при этом культурный смысл шубы как вещественного выражения высокого статуса, безусловно, сохраняется.

Несмотря на прозападное содержание петровских культурных реформ, фактически упраздняющих право ношения традиционной одежды для русской знати, в кладовых клетях аристократии по-прежнему хранилось «мягкое золото» России – ценная меховая рухлядь и меховая одежда. Богатство, обилие и разнообразие меха демонстрировало знатность и высокий статус его владельца.

«Меховая рухлядь» главы государства, царя Петра Алексеевича, из Большой Казны – главной кладовой государства – была достойно представлена:

• соболями («с пупками» и без таковых);

• самыми разнообразными лисицами – красными, черными, сиводушчатыми, бурыми, в том числе сшитыми в исподы (подкладки для одежды) и лоскуты;

• песцами: белыми и голубыми, также сшитыми в исподы и лоскуты;

• беличьими мехами, сшитыми в исподы и лоскуты;

• горностайными мехами, сшитыми в лоскуты и несшитыми;

• тремя рысями;

• итого в царской казне хранилось мехов на общую сумму более 276 рублей (1701)[423].

Среди обширного имущества царицы Екатерины I обнаруживаются меха соболиные и горностаевые, лисьи и песцовые, разные овчинки, в том числе белые, а также росомаха и куница на внушительную сумму более 1500 рублей (1727)[424]. По смерти первой русской императрицы эти меха были разделены между цесаревнами Елизаветой и Анной.

Интересно, что в описях имущества XVIII столетия соболь упоминается в одном ряду с драгоценностями, более того – выделяется среди них особо – например, в «ценовой росписи мазепину богажу», то есть в описи вещей Ивана Мазепы (1709)[425].

Знаменитый русский соболь ценился в это время так высоко, что даже в быту аристократии небольшие обрезки и лоскутики его тщательно сберегались. «Два лоскута собольи. Обрезки собольи, которые были в платке для пересушки сшиты, да мелкие обрезки в углу. Два хвоста да восемь лоскутиков собольих» обнаруживаются в кладовой сестры Петра I царевны Натальи Алексеевны (1716)[426]. «Три соболя, да в мешочке три ж соболя, да лоскутье соболье ж»[427] мы видим среди имущества первой супруги царя-реформатора иноки Елены – Евдокии Лопухиной (1731). Скрупулезно пересчитанные соболиные «пятьдесят девять хвостов, пола соболья, четыре с половиной [собольих] огонька» и «тридцать девять хвостов собольих и один лоскуток», а также «в мешочке лоскутики собольи и самые мелкие» были даны в приданое богачке Екатерине Нарышкиной (в замужестве Разумовской)[428].