Обращаясь к брачным договорам XVIII столетия, заметим, что парчовая епанча на песцах, опушенная горностаем, ценой в 270 рублей, и комплектная к ней парчовая мантилья на горностаях, ценой 120 рублей, обнаруживаются в приданом третьей дочери графа Романа Воронцова Екатерины (в будущем подруги и сподвижницы Екатерины Великой), в 15-летнем возрасте вышедшей замуж за князя Михаила Дашкова (1759)[437]
. Епанчу «парчи серебряной» на соболях (из-за чего она стоила целых 800 рублей) мы видим в приданом фрейлины императрицы Елизаветы Петровны, 19-летней Евдокии Разумовской, родной племянницы Кирилла Разумовского и невесты Андрея Бестужева-Рюмина (1747)[438].В гардеробе тетки Евдокии по мужу, уже упомянутой графини Екатерины Разумовской мы встречаем «епанчу суконную, цвет маковая, на собольем пупчатом меху»[439]
. Практичная зимняя одежда высшей знати покрывалась не парчой или шелком, а сукном, и подбивалась соболиным мехом – пупчатым или черевчатым (то есть взятым с соболиного брюшка), более легким и мягким, чем плотный и густой хребтовый мех. Именно такой была епанча Екатерины Разумовской.Другой типичной зимней одеждой была шуба, у аристократии чаще всего соболья. Невеста Бестужева-Рюмина владела тремя шубами, две из которых были баснословной стоимости – первая из серебряной парчи на соболях, вторая – из парчи, тканой серебром и золотом, на горностаях; комплектом к ней была подобрана серебряная с красным бархатом муфта. Третья шуба из серебряной парчи была подбита менее престижными лисицами (случалось, что невысокая стоимость лисьего меха не оправдывала даже стоимость экспедиции за его добычей)[440]
.Лисьи шубы и епанчи, эффектные, но не разорительные, при русском дворе были распространены максимально широко среди обоих полов. Не пренебрегали ими и законодатели мод: галант Виллим Монс носил красную суконную епанчу на лисах (1723–1724)[441]
, а серую суконную шубу на лисах с позументом вокруг пуговичных петель и вдоль по полам – фаворит царя Петра I Александр Меншиков[442]. Самые дорогие лисьи шубы покрывались шелковыми и золотосеребряными тканями: парчой, камкой, байбереком, штофом, атласом.Несколько дешевле стоили беличьи шубы. В доме сановника Михаила Головкина хранилась шуба на беличьем (бельем) меху, покрытая непрезентабельным низкосортным гризетом, но, вопреки ожиданиям, опушенная горностаем (1742). Шубу из недорогой турецкой парчи на беличьем меху с соболиной опушкой хранил в своем московском доме другой высокопоставленный сановник – Сергей Долгоруков (1730). Две шубы – камчатая на сибирском бельем меху и тафтяная на простой белке – бережно хранились на женской половине дома еще одного представителя клана Долгоруковых – Василия Лукича (1730)[443]
.Парчовые и камчатые (а золотную камку, безусловно, можно причислить к парчовым тканям) епанчи и шубы на беличьем меху, но с непременной соболиной или горностайной опушкой, мы встречаем у дворян другого круга – того, который сегодня назвали бы высшим средним классом. Мех белки, менее ноский (износостойкость не более 27 % против 80 % у соболя и 40 % у лисицы) и менее эффектный, много уступал в цене и соболю, и лисице. Так «епанча камка осиновая (то есть серо-зеленая. –
Исключением из обозначенного выше правила, согласно которому беличья шуба никогда не покрывалась дорогостоящей материей, могла стать шуба на сибирской белке – лучшем и самом дорогом из всех беличьих мехов. Такая замечательная шуба из золотной парчи на черных сибирских белках, сшитая по актуальной для конца XVII – начала XVIII века польской моде, принадлежала старице московского Страстного монастыря Маргарите Долгоруковой. У сестры Алексея Долгорукова Александры имелась «шуба черная атласная на бельем сибирском меху» (1730)[446]
.