Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

Меховую муфту, без преувеличения, можно назвать самым престижным и желанным модным аксессуаром эпохи, испытывавшей влияние суровых климатических условий малого ледникового периода[463]. Ее прообразом в Европе XIV – XV веков было воронкообразное удлинение манжет узких рукавов, весьма желательное для холодного времени года; руки согревали, соединяя манжеты вместе. Такая муфта-рукав бытовала и в позднесредневековой России[464]: самыми известными, вероятно, нужно считать семь «муфть или рукавов россамачьих, выдровых, бобровых, волчьих и лисьих»[465], приобретенных Великим посольством царя Петра Алексеевича вместе с прочей теплой одеждой при сборах к английскому путешествию в январе 1698 года. Царица Агафья Семеновна владела семью «рукавами собольими», бархатными, атласными, алтабасными, украшенными жемчугом, драгоценными камнями и «круживом плетеным с городы золото с серебром»; одна муфта-рукав принадлежала царице Марии Ильиничне[466].

Изображение цилиндрической муфты как самостоятельного аксессуара для согревания рук, больше схожего с сумочкой, нежели с рукавом, известно со времен Чезаре Вечеллио – именно на рисунках этого художника мы впервые видим объемные меховые муфты в руках венецианок (1590)[467]. В XVII – XVIII столетиях муфты как совершенно необходимую деталь зимнего гардероба уже носят и мужчины и женщины[468].

Вместе с петровскими реформами мода на «новые» муфты пришла и в Россию. «Муфть соболья» обнаруживается в описи имущества (1731) первой супруги царя Петра Алексеевича иноки Елены (Евдокии Лопухиной)[469]. Среди целого десятка муфт сестры царя Натальи Алексеевны были и две собольи (1716)[470]. Две собольи муфты мы видим в приданом невесты стольника Василия Исленьева Прасковьи, племянницы царицы Марфы Матвеевны (1714). Муфты составили только часть богатого соболиного приданого девушки, куда также входили две парчовые епанчи с соболиной опушкой, две собольи шапки с бархатными головками и собольи «огоньки» на шею[471]. По одному «собольему муфту» упоминается среди приданого у каждой из московских дворянок: сестры князя Романа Горчакова Марии (1710), невесты гардемарина Ивана Ордина-Нащокина Татьяны Наумовой (1719), невесты поручика Ивана Ильина Феодосии Гагариной (1717), невесты капитана морского флота Конона Зотова Марьи Васильевой (1724) и уже известной нам невесты князя Василия Мещерского Дарьи Римской-Корсаковой (1717)[472]. Среди колоссального по объему и стоимости приданого богачки Екатерины Нарышкиной, невесты графа Кирилла Разумовского, мы видим целых три муфты – одну соболиную, одну из чернобурых лисиц и одну «переную» муфту (1746)[473].

Очевидно, что самыми желанными были соболиные и горностаевые муфты, доступные лишь знати; а лучшими среди соболиных – те, что украшались так называемыми собольими «огоньками», то есть собольими хвостиками. Такой «муфт пластинчатый соболий с огоньки» упоминался среди богатого приданого невесты стольника Василия Хлопова Авдотьи из московских бояр Колычевых (1703)[474]. Великолепие муфты можно представить по другой части соболиного приданого Авдотьи, это:

• соболья шапка польского покроя;

• три шелковых кафтана-венгерки: камчатый «жаркий» (оранжевый), камчатый вишневый и байберековый, первый из которых был подложен соболями, два других – белкой; и

• русская шуба из камки макового цвета на беличьих черевах.

Все три кафтана и шуба были опушены собольими «огоньками» и украшены золотосеребряным кружевом[475]. Возможно, шуба и муфта либо какой-то из кафтанов были комплектными, составляя эффектную пару «шуба + муфта» или «кафтан + муфта».

«Муфть норковая» обнаруживается в приданом дочери московского стольника Екатерины Пургусовой, невесты поручика Андрея Селиверстова (1717)[476]. Довольно часто среди имущества дворянок встречаются лисьи муфты.

Среди описей имущества небогатых горожанок, не привыкших к частым обновкам, мы видим менее статусные меха и более дешевые муфты, иногда с пометами «старая», «ветхая», «гнилая», «негодная». Так, при посмертном распределении пожитков опального царевича Алексея Петровича его любовнице крепостной девке Афросинье досталась старая хорьковая муфта (1718). О том, какую малую материальную (не мемориальную!) ценность имела эта вещица, лучше всего скажут вещи, переданные Афросинье вместе с муфтой: небольшой кусок пунцовой ленты, спорок со старого камчатого одеяла, отрез тафты в половину аршина, две старые рубахи, шелковые обрезки и остатки зеленого чая и тому подобное[477]. Известно, что среди этого имущества встречались и достаточно дорогие вещи, как то: шесть белых кружевных чепцов, пестрый шелковый платок, ножницы, тафтяной кунтыш, деревянные четки, две парчовые женские шапки, пара женских башмаков, соболья шапка, брабантские кружева, белый парик, серебряный пояс и др., что только подчеркивает малую ценность этой ветхой муфты.