Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

Трансляция моды шла «как бы по зауженной кверху спирали: от малочисленного дворянского круга к все более численно расширяющимся кругам городского населения. На каждом из таких кругов в этот процесс втягиваются новые социальные слои, от среднеобеспеченных до малообеспеченных»[478].

Муфты первой половины столетия более чем скромны в размерах; встречаются и микромуфты, больше уместные в детском гардеробе[479]. Не случайно муфта, найденная на женской половине дома Головкиных (1742), обозначалась в описи имущества как «муфта соболья малая»[480]. С 1760-х годов маленькие муфточки вышли из моды; теперь они погребены в «вечный мрак сундуков»[481], где, по словам современников, их ждали моль и тление. Вектор моды переменился: теперь должность согревательницы мужских, женских и детских рук отдана огромным и бесформенным муфтам, по форме схожим скорее с осиным гнездом, нежели с аккуратным и компактным цилиндром – типичной муфтой первой половины – середины XVIII столетия.

В эпоху галантного века, странную пору, когда цари и царедворцы предпочитали «длинные завитые волосы, посыпанные пудрой и надушенные духами, пряжки и на башмаках и коленях заменены для удобства шелковыми бантами… На руки надевают перчатки, зубы не только чистят, но и белят, лицо румянят. Не желая ни в чем отставать от женщин… употребляют тонкое полотно и кружева, обвешивают себя часами, надевают на пальцы перстни, а карманы наполняют безделушками»[482], муфта стала желанным аксессуаром для обоих полов. По свидетельству современников, редкий модник того времени обходился без «маньки»: это «по-старинному, а по-нынешнему муфточка», – объяснял Д. И. Фонвизин в 1772 году[483]. Так, среди гардероба светлейшего князя Александра Меншикова упоминаются 147 рубах, в том числе с кружевными манжетами, около 50 кружевных галстуков, 55 пар кружевных и шелковых чулок, 25 париков, парчовая домашняя одежда и такие же туфли и соболья муфта. Царевичу Алексею Петровичу принадлежала «муфть лисья черная», сановнику князю Алексею Долгорукову – одна соболья муфта и одна «рассомачья» (1732) (из меха росомахи), адмиралтейцу Александру Кикину – муфты собольи и рысьи (1718)[484].

Пик увлечения русского дворянства муфтами, насколько можно судить, пришелся на последнюю четверть столетия, когда они, увеличиваясь в размерах год от года, к рубежу столетий достигли предельных объемов. Об этом можно узнать из модных журналов и живописи того времени. Не отставала и карикатура, обращенная на смешные, нелепые, а порой и уродливые изображения щеголей и щеголих[485], и злободневная сатирическая проза[486].

Переломным моментом в истории меховой муфты в России стали последние годы столетия, когда павловским указом офицерам воспрещалось ношение муфт и меховых шуб[487]. Они «должны были совсем позабыть прежний свой и избалованный совсем образ жизни, но приучить себя вставать очень рано, быть до света еще в мундирах, перестать кутаться в шубы и муфты», – вспоминал мемуарист А. Т. Болотов в «Памятнике претекших времян»[488]. Светский мужской костюм в это время находился под сильным влиянием военного, и к рубежу столетий муфта превратилась в сугубо дамский аксессуар.

* * *

Итак, результатом петровских реформ стало изменение культурного значения меха. Его тесная сакральная связь с персоной царя уже не столь актуальна, как раньше. Однако, несмотря на активно идущий процесс вестернизации, мех, как и раньше, представлялся одним из важнейших, исконных символов России, показателем благополучия огромной – теперь уже просвещенной – державы.

Сохранилась, обогатившись новыми значениями, и символизация одежды из меха: благодаря географическим открытиям эпохи «бобровая» шуба приняла на себя роль вещественного символа этих открытий и, шире, молодой Российской империи как новой морской державы. Впервые в истории «морской» мех калана сравнялся в меховой иерархии с «сухопутным» соболиным мехом; не в последнюю очередь потому, что промысел соболя в России переживал трудные времена. Однако «соболиный кризис» пока не сказывался на русской меховой моде: здесь, несмотря на отдельные проблемы пушного промысла, по-прежнему царили соболя огромной ценности.

И в новый «светский» век мех и шуба оставались важной частью русского мира, пусть и следующего курсом на Запад.

Глава 7 Кризис русского пушного промысла и торговли (XIX – начало XX века)

Причины кризиса и его последствия для меховой моды