Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

Упадку рынка способствовало снижение спроса на мех, особенно сегмента люкс: внимание общественности вынужденно сконцентрировалось на овчинных полушубках. Потребление предметов роскоши почти прекратилось, и центральное место русской пушной торговли заняли относительно недорогие заяц, лисица и песец. Стабильным спросом пользовалась белка, которую в России традиционно носили все социальные группы, «от вельможи до простолюдина»[515]. На отечественный рынок хлынули доступные по цене мерлушка, коза, волк и лисица из Центральной и Средней Азии, а также Закавказья.

Одновременно изменился привоз дорогих иностранных мехов (преимущественно американского и австралийского происхождения): кенгуру и морского котика, тасмана (опоссума, который продавался под названием японского медведя), скунса, выхухоли, шиншиллы, енота. Товары этого сегмента поступали на рынок небольшими партиями. В военное время цены на иностранный мех удвоились, но, несмотря на это, он раскупался состоятельными потребителями подчистую[516]. Российские журналы мод однозначно одобрили меховую экзотику, рекламируя манто и отделку одежды из кенгуру, выхухоли, скунса[517]. Для более консервативных (или экономных) покупателей предлагалось сочетание в одном изделии традиционного для России меха с необычным: барашка со скунсом, горностая с шиншиллой и так далее[518].

В итоге пушно-меховая отрасль, составлявшая неотъемлемую часть традиционной русской культуры, в годы Первой мировой войны переживала невиданный до сих пор кризис. Повышенный спрос на русский мех способствовал бесконтрольному промыслу ценных промысловых животных, что привело к истощению их ресурсов до крайних пределов и ослаблению рынка. В свою очередь, все перечисленное послужило к тому, что иностранный мех хлынул в Россию со всех сторон: из Европы, США, Азии и даже Австралии. При активной поддержке модной индустрии формировались новые стандарты «русской» меховой моды военного времени.

Русский мех как объект желания. Клуб «Одна тысяча»

Несмотря на начавшийся кризис русского пушно-мехового промысла и торговли, русский мех имел высокий и стабильный спрос. Кризис показал, что главной меховой специальностью России был не «мех вообще», а мех класса люкс – высочайшего качества из всех возможных. Исторически он продавался не только для защиты от непогоды, но как показатель высокого социально-экономического статуса и как предмет гордости, произведение мехового искусства, которое могут себе позволить лишь немногие. Именно в таком качестве русский мех вывозился за рубеж, где зима непродолжительна и не сурова. «Мехом как товаром люкс за границей торгуют круглый год, тогда как мехом как сезонным товаром в России только часть года, 3–6 месяцев», – замечали российские меховщики[519].

Расширение заграничной торговли русским мехом последовало за Всемирной выставкой в Чикаго (1893), где Российская империя представила около десятка меховых фирм. Крупнейшим и известнейшим был Меховой дом купца первой гильдии, Поставщика Императорского двора Павла Гринвальдта с годовым оборотом более 3 млн рублей. Дом работал исключительно на внешний рынок – Европу, Америку и Азию, представляя меха Командорских островов, Камчатки, Сибири, Калифорнии и Австралии (две последние позиции очевидно свидетельствовали о кризисе русского пушного промысла). Также были представлены меха для внутреннего российского рынка. Выставка имела большой успех: за полгода работы с ней познакомились 27 млн посетителей[520].

Спрос на русский мех неуклонно возрастал, и элитарный товар, прежде всего соболь и калан, дорожал с каждым годом. Очень быстро цены дошли до крайних пределов[521]. В своеобразный клуб «Одна тысяча» вошли меха, стоимость одной шкурки которых превышала психологическую отметку в тысячу рублей (по ценам последней трети XIX – начала XX века). Это русский соболь (прежде всего баргузинский голубой воды), калан, черная и чернобурая с сединой лисица: по капризу моды она временно превосходила в цене даже соболя, особенно бессединная[522]. Еще в середине XIX столетия отмечали, что «мех из чернобурых лисиц есть редкость и приготовляется только для Высочайшего двора, он не может иметь цены, потому что не обращается в торговле»[523].